Зима дышала редко и глубоко. Облако ее дыхания, смешиваясь с выдохами людей, окутывало город. Она дышала на деревья, и, как гадкий утенок становится лебедем, каждая веточка, каждый неказистый прутик, еще мгновение назад дрожащие от холода, вдруг замирали и превращались в зимние кораллы, искрясь в туманно-рассеянном свете фонаря.
Он подумал о том, что картинку надо будет запомнить и отложить в сознании. На потом. Сейчас он просто не мог почувствовать ее. Вернее, мог - не было ни времени, ни желания.
Несколько лет спустя он достал ее из шкатулки памяти и, рассказывая о ней, заглядывал в глаза, замечая, что в некоторых из них вспыхивали и начинали искриться зимние кораллы. Чаще он видел в чужих глазах свое отражение. Ему это льстило, и он продолжал рассказ, прислушиваясь к звуку собственного голоса, смакуя каждое слово, вызывая в памяти тот зимний день. Любуясь своим отражением, он думал о том, что и эту картинку хорошо бы запомнить.
Он появился неожиданно. Со словами: "Удивительная ночь сегодня, не правда ли?" "Фи! - подумала я - Как банально". А потом он рассказывал мне про зимние кораллы, про Мердок, Гессе и Лагерквиста и про одинокую рыбацкую лодку, попавшую в свет луны.
- Знаешь, если бы Печорин существовал бы на самом деле, я наверняка бы в него влюбилась. Я даже играла Веру в школьном спектакле и до сих пор помню ее письмо к Печорину: "Я пишу к тебе в полной уверенности, что мы никогда более не увидимся. Несколько лет назад, расставаясь с тобой…
- …я думала то же самое". Я никогда не играл Печорина - меня сравнивали с ним и так. Сестра часто говорила мне: "Да, она безумно красива, но тебе она надоест, ты быстро разочаруешься. Это очередная Бэла в твоей жизни, где же Вера?"
Я не чувствовала себя Верой, хотя и играла ее. Я была княжной Мери. Уже тогда в голове пульсировало печоринское: "…есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге…". Я знала, что меня сорвут и, надышавшись, бросят на дороге. Знала, что когда-нибудь ответом на мои сообщения на пейджер будет молчание - я часто видела, как он читает их и не перезванивает. Я представляла чье-то томительное ожидание и знала, что сама буду молиться телефонному аппарату, отличая его звонок от чужого - я чувствовала, когда звонил он. Однажды он сказал мне: "Знаешь, сегодня я по-дружески обнял одну свою знакомую и странно почувствовал себя: как будто изменяю тебе". А через некоторое время я почувствовала, что он обнимает меня, изменяя ей.
Я достала с полки томик Лермонтова и перечитала роман "Герой нашего времени", высвечивая взглядом нужные цитаты, подбрасывая их вверх на ресницах. Я читала письмо Веры совсем по-другому, нежели тогда, на школьной сцене.
- "Ты любил меня как собственность, как источник радостей, тревог и печалей, сменявшихся взаимно, без которых жизнь скучна и однообразна. Я это поняла с самого начала…"
- "..гнаться за погибшим счастьем бесполезно и безрассудно…Один горький поцелуй не обогатит моих воспоминаний, а после него нам только труднее будет расставаться".
Он появился так же неожиданно, как исчез, оставив на память зимние кораллы.
Яна ШАХНАЗАРОВА