Домик стрижей

(продолжение, начало)

Мы жили в этом доме стрижей, своей усиленной работой расширяя его до непомерных масштабов. Как я закончила школу - не помню. Тот безумный год ложных экскурсий, поездок, турпоходов - год гостиниц, с их узкими кроватями и надоевшим видом центра. С их отвратительными ваннами и штопаными простынями. Почему-то я помню кипятильник, с помощью которого мы напивались чая, чтобы вновь наброситься друг на друга со звериной страстью и человеческой неудовлетворенностью.Мама ничего не знала. Ей казалось странным, что на выпускной вечер все пришли с мальчиками, одна я сидела, как бесприданница. Мама поделилась этим с ним, Таниным отцом, пришедшим туда без Таниной мамы. Таня бросила очередного мальчика в пластиковых очках и теперь висела на отцовской руке.

-Наташка не любит мальчиков, - сказала Таня моей недоумевающей маме.
- Наташке нравятся старые мужики.
-Таня, - остановил ее отец. - Зачем ты говоришь такие глупости?
-Таня, ты это серьезно? - испугалась моя мать. - У нее кто-нибудь есть?
-Да, - беспечно заявила хмельная Таня. - Какой-то доктор!
-Наташа! - закричала мать, подбегая ко мне и требуя объяснений.
-Не слушай ее, - улыбнувшись, отвечаю я, и качаю головой, глядя на Таниного отца.
- Таня, скажи сейчас же, что ты все выдумала!
-Выдумала, конечно выдумала, все выдумала!
И мама снова верит в то, что я бесприданница и расстраивается из-за того, что рядом со мной никого нет.Потом он находит меня в темном коридоре на третьем этаже. Там нет ни души, только его уверенный шаг отскакивает от стен, пока он идет за мной.
-Твоя мама страшно взволнована. Она считает, что мне, как гинекологу, нужно с тобой поговорить.
-Говори, - я обнимаю его за шею.
-Зайди ко мне, я запишу тебя на среду. А потом в институт понадобятся всякие справки, я заодно тебе их выдам. После осмотра, разумеется.
-Что ты врешь? Никакие справки мне не нужны.
-Ну вот, опять ты споришь! - нет, я не спорю, не хочу с ним спорить. Хочу, чтобы он был всегда прав, хочу чтобы мне и в голову не приходила мысль о том, что в его уме можно усомниться. И к сожалению, понимаю, что это уже невозможно.

В институте Тани нет. Она ушла в мед, потому что в их семье медработники не переводятся вот уже три поколения, причем по обоим линиям.
-Да ладно! - не верю я.
-Нет, правда! Мои пробабки были жуткими феминистками и народницами, конечно, врачами они быть не могли, несмотря на свой открытый протест, а вот в сестры милосердия их взяли. Разумеется, они дружили, вышли замуж за врачей и запихали в медицину своих детей. А детьми детей стали мои мама и папа. Их пробабки поженили.
-Разве твой папа не любил твоей мамы?
-Нет, конечно, а потом мужчины-гинекологи вообще не любят.
-Глупости. Твой отец очень чувственный человек.
-Очень чувственный, и конечно у него есть любовница, - беспечно говорит Таня.
Я в ужасе каменею, ожидая продолжения.
-Она даже ходит к нам домой. Она аспирантка у него на кафедре.

Спустя несколько дней, при встрече с ним, я припираю его к стенке. Но он смеется, уткнувшись носом мне в плечо. Мы лежим в съемной квартире - теперь у нас все комфортно: ванна, кровать, белье, нормальный чайник. Он сказал это Тане, чтобы та перестала доставать своими советами. И аспирантка эта подвернулась - зашла с вопросом. А я вдруг думаю о том, что только что мы, впервые с начала наших отношений, упомянули Таню. Это кажется мне дурным знаком. И чтобы отогнать все предчувствия, я ласкаю его с особым неистовством:
- Вот, - говорю я кому-то, с кем спорю вот уже много лет, - все как прежде, как тогда. И ничего не изменится, слышишь?! Ничего!

В институте за мной начинает волочиться Андрей. Он мне не нравится, но отогнать его я тоже не могу. Так иногда бывает, когда женщина недостаточно уверена в том, что же ей в действительности надо от жизни. И Андрей, приблудившись в результате этой моей нерешительности, остается рядом на несколько лет. Ему доведется стать неким мостом, который свяжет мое прошлое с моим будущим, увы, не похожим на свитые стрижами домики.
Танин отец узнает об Андрее спустя полгода. Оказывается, я "очень скрытная". Я открываю это одновременно с ним. Странно, но раньше, мне казалось, что я - раскрытая книга. Бери-читай. И ему тоже так казалось. И вместе мы ошиблись, отчего из свитого стрижами домика на балконный пол выпали какие-то черные комочки. Мы их не подняли и теперь они сиротливо лежат в углу, напоминая об образовавшейся трещине.

-Тебе плохо со мной? - спрашивает он.
-Нет, какие глупости!
-Выходи за меня замуж. Выходи. Таня выросла. Я разведусь с ее матерью. Хочешь? Нет, лучше так: пожалуйста.
-Ну что ты, честное слово, что ты как маленький! - говорю я, вдруг подумав о том, что мы упомянули его жену. И как в случае с Таней, я тянусь к нему с особой нежностью, чтобы, не дай Бог, не остановить на этом неприятном инциденте внимания и ни в коем случаю не дать воли суеверным мыслям.

После института мы подводим небольшой итог этих отношений. Он заказал столик в ресторане - и мы уже не боимся того, что нас увидят знакомые. Всегда можно сказать, что мы ждем Таню. А Тане, если доведется, можно будет сказать, что мы просто случайно встретились и зашли на чашечку чая. Мы уже не врем, мы просто не говорим правды, потому что она будет чересчур жестокой для близких. Мы щадим их чуткие души, а потому прикрываемся полутонами обиняков. Я смотрю в его лицо и пытаюсь вспомнить, каким оно было тогда, много лет тому назад, в дюнах, когда на него падал свет луны, и отражал контуры в мои расширившиеся от нетерпения значки. Каким оно было, его лицо? Сколько лет ему было? Сколько лет было мне? Я занята этими зарисовками и подсчетами, потому что, воссоздав их в голове, сумею понять, что же изменилось за это время. Он отвлекает меня от этого - ему пора - с Таниной матерью он пока не развелся, и им еще нужно к каким-то знакомым на серебряную свадьбу.

-Ты знаешь, - зачем-то говорит он, - Через три года, мы с ней будем женаты двадцать пять лет.
-И что? Зачем мне это знать? - холодно спрашиваю я, вставая из-за стола.
-Так, не знаю, сорвалось с языка. А вообще, это просто нелепица.
В этот миг, в этот самый миг, что-то, наконец, уходит. Что-то срывается из-под потолка балкона, отчего домик стрижей шлепается к моим ногами, и я с удивлением открываю для себя то, что он... необитаем. Там никого нет. Там нет даже пуха оперившихся птенцов. Много лет подряд в этом домике никто не нес яиц и не создавал жизни. Как можно продолжать выродившийся род?Не стоит говорить о последующих трех годах унижений. Они останутся на зубах песком, поглощенным в дюнах той первой ночью вместе с упоительным нектаром любви. Песок этот будет скрежетать до самого конца, потому что избавиться от него очень тяжело даже при нормальных обстоятельствах, а при заболеваниях полости рта, избавиться от него почти невозможно, это Таня сказала мне, как дипломированный стоматолог.

-И давно у тебя это? - спросила она, когда мы сидели в каком-то кафе и заигрывали с молодыми людьми за соседним столиком.
-Уже скоро десять лет.
-И у отца моего тоже самое.
Подумать только! Такая идиотская поездка была. Нет, Таня со своими аналогиями меня просто сведет с ума. Зачем она приплела сюда Его? У Нас с Ним скоро все кончится.
-Слушай, по-моему они к нам идут, - говорю я Тане вполголоса.
-Кто идет? - не понимает она.
-Твой будущий муж и человек, который изменит мою жизнь.
Это молодые люди из-за соседнего столика. Они подсаживаются к нам и куда-то зовут. А мы идем, один из них мне кого-то напоминает. Кого-то из прошлого. Его зовут Сережей. Я привожу его в съемную квартиру, и раздев, обнаруживаю его гладкую грудь. Мне это кажется странным - гладкая грудь. Неужели, есть на свете мужчины, у которых на груди не растут волосы? Это смешно, и очень любопытно. Может быть, он избавился от них при помощи электроэпиляции? Кажется, так делают мужчины в Швейцарии. Это отсутсвие волос меня смущает, как если бы я впервые увидела мужское тело. Потом я вдруг думаю о том, что, наверное, так и есть, потому что то, что было до этого, кажется извращением. Да, это кажется извращением, как человек с волосатой грудью кажется мне отцом.

-Я спала со своим отцом, - говорю я Сереже. - Вот на этой самой постели.
-Ты очень экстравагантная женщина, - уважительно говорит Сережа, совсем не удивившись.

И, наконец, все кончилось. Кончилось также мгновенно, как и началось за десять лет до этого. Он ушел, не прощаясь. Потому что прощаются в тех случаях, когда рассчитывают на новую встречу. А новых встреч у нас с ним уже не предвидилось. К его чести нужно отметить, что ушел он достойно, ничем не испортив своего образа непогрешимости. Когда я смотрела на него в тот последний день, я думала только о том, что ему скоро пятьдесят, а мне, мне всего лишь двадцать шесть. И вот ведь странно, он совсем не кажется мне взрослым. Наоборот, он как ребенок, которого взяли за руку и включили в интересную, но все же чуждую его характеру игру, и в это игру он проиграл до тех пор, пока все участники не разошлись по домам. Ему было не жаль заканчивать - ведь игра эта ему НИКОГДА НЕ НРАВИЛАСЬ.

О чем были эти отношения? Почему они стали отношениями, а не остались в памяти той единственной ночью в дюнах? Кого я искала в этом все еще красивом, но уже не привлекательном человеке? И тут я вдруг впервые думаю о том, что у меня ушел отец. И вот ведь странно, я совсем не помню его, и никогда не переживала его отсутствия. А ведь нужно было переживать. Все эмоции нужно переживать. Что именно было со мной той ночью в дюнах? И что именно было со мной эти десять лет? Странно! Но я к этому еще вернусь. Вернусь непременно! Я смотрю на Таню, которая уже спит возле окна. Оказывается, я передумала так много с тех пор, как мы с ней вернулись с пляжа.
-Эй, - говорит Таня, сквозь сон. - Между прочим, мой отец наконец-то сделал предложение своей аспирантке.
-Очередной? - спрашиваю я.
-Все той же. Он даже собирается разводиться с матерью.

Н. Соселия