Раньше, до капитализма, я была как все. То есть я носила, что придется и как-то даже не думала, что бывает по-другому. И, как для всех женщин прошлого (советского прошлого, а не более давнего, которое в этом смысле было гораздо милосерднее), колготки были для меня предметом, вполне способным довести до истерики. Я страшно боялась их зацепить притаившимся в стуле гвоздиком, я носила их до последнего, я зашивала дырки и поднимала поехавшие петли... Конечно, далеко мне было до тех, кто умудрялся носить каждую пару по два года. Почти всегда …
Конечно, когда у тебя есть ноги, хочется, чтобы люди об
этом тоже знали.
(из разговора на улице)
Я носилась по магазинам третий час подряд. Я проклинала все на свете, шарахалась от знакомых и вообще вела себя неадекватно. Я искала нечто сногсшибательное и, ругая весь мир, думала о жестокости природы. Природа подарила мне ножки - не кривые, не толстые и не такие уж коротенькие. Нормальные ножки, пожалуй, даже красивые. Спасибо ей за это. Но она не подарила мне денег, и за это я ей спасибо не скажу... Как не скажу спасибо и Бальзаку, воспевшему в свое время красные чулки с зелеными стрелками. Или ромбиками? Не помню уже. Какое коварство!
Но все по порядку. Раньше, до капитализма, я была как все. То есть я носила, что придется и как-то даже не думала, что бывает по-другому. И, как для всех женщин прошлого (советского прошлого, а не более давнего, которое в этом смысле было гораздо милосерднее), колготки были для меня предметом, вполне способным довести до истерики. Я страшно боялась их зацепить притаившимся в стуле гвоздиком, я носила их до последнего, я зашивала дырки и поднимала поехавшие петли... Конечно, далеко мне было до тех, кто умудрялся носить каждую пару по два года. Почти всегда они у меня рвались, как только я начинала их надевать - в первый же день. Иногда удавалось сберегать их от столкновения с жизненными катаклизмами аж две недели. Месяц - это был предел. Правда, мои нервы тогда были подобны стали. Истерики чаще случались у мамы, это она приходила в священный ужас от моего фамильярного обращения со столь нежным предметом гардероба. Но сами посудите, нельзя же всю жизнь высматривать опасные места на стульях и столах, снимать часы перед тем, как надеваешь колготки, а в общественном транспорте шарахаться от всех сумок, зонтиков и тростей! Поэтому колготки рвались, нервы крепчали, а мама постепенно смирялась.
Надо сказать, в то время я была так молода и неопытна, что наличия у себя ног просто не осознавала. Потом осознала, но было поздно: отношение к колготкам осталось тем же - главное, чтобы были попрочнее, остальное не важно. И визит капитализма его не изменил. Я оставалась верна тем, что за три рубля, и скептически взирала на теток, натянувших на себя те, что за сто тридцать. Что, они рвутся меньше? Не меньше. Ну и зачем я буду отдавать кучу денег за такую ненадежную штучку? Дешевые хоть не жалко, - так я рассуждала в то благословенное время... Тем более выглядели некоторые ноги в некоторых лайкровых творениях так, как будто их только что обмазали сами знаете чем. Так что мимо отделов "Чулки-носки" я проходила с сердцем спокойным, как вечная мерзлота. Укрепил меня на позициях скептицизма драматический, если не сказать трагический, эпизод. Я таки попробовала надеть дорогую вещь. И мои любимые сапоги через день превратили ее в такое... Я раз и навсегда убедилась: да, дешевые действительно не жалко. А ноги... черт с ними, с ногами. Мои и так хороши. Нечего тут маскировать.
Судьба - существо непредсказуемое; она любит поразвлечься за наш счет. И какой сюрприз она приготовит в следующий момент, никогда не догадаешься - на то он и сюрприз. В нашей фирме была женщина. То есть женщин-то там было в избытке, но одна из них, - скажем, Катя, - очень выделялась из нашего пестрого коллектива. Тряпок у нее было гораздо меньше. Так, пара юбочек да пара свитерков. Но юбочки эти были коротенькие-коротенькие, а ножки, выставленные на всеобщее обозрение, обтянуты были столь выдающимися чулочными изделиями, что все остальные прямо обмирали. Как только она входила в офис, мужская половина дружно косела, причем исключительно в одну сторону, а женская с восторженными возгласами бросалась щупать, ахать и восхищенно вздыхать. Стоило это чудо, как правило, не меньше восьмидесяти - при нашей зарплате в четыреста-пятьсот. Наверное, Катерина покупала пару-другую с каждой получки, и оставалось у нее после этого только на питание...
Поначалу я искренне разделяла восхищение обеих половин и вместе с остальными радовалась появлению сослуживицы в очередной обновке. Потом мои восторги стали более сдержанными. А потом я стала подозрительно часто поглядывать на Катенькины ножки в плане сравнения их с моими. Мои были лучше, факт. Но не пользовались и половиной того внимания, которое уделялось этой противной Катьке. Этого так оставить нельзя! И я не оставила...
Я давно уже оттуда уволилась. И Катюхины ножки не появляются в поле моего зрения уже долгие месяцы. Но первые дорогие колготки, в которых я так понравилась себе и окружающим, сделали свое дело. Мои "и так хороши" плавно трансформировалось в "Такому бриллианту нужна достойная оправа". Колготная лихорадка охватила меня не в одно мгновение - на это потребовалось время. Но зато интенсивность ее не идет в сравнение ни с гриппом, ни с алкоголизмом. Меня начали узнавать в магазинах. Со мной здороваются продавщицы. Когда я подхожу к прилавку, их лица меняются, и я не скажу, что мне нравятся их выражения (Господи, опять эта сумасшедшая, - явно читается в их глазах...). Знакомые женщины заключают пари на количество колготок, которые я куплю в этом месяце. Количество неумолимо растет. Ажурные... В полосочку... В клеточку... В пятнышках неопределенной формы... Так, еще нужно с ромбиками... В общем, спасти меня может только резкое исчезновение данного предмета одежды из города и его окрестностей (чего ввиду резкого повышения цен абсолютно не предвидится). Или мода на голые ноги. Сами понимаете, в Сибири это проблематично. Придется ехать на Канары...