Однажды бабка Ёжка сидела и пряла пряжу из шерсти злющих-презлющих собак — хотела носочков навязать, чтоб потом их на рынке продать. Тогда каждый ребенок, который бы в ее носочках походил хоть несколько минут, начал бы злиться, рычать, кусаться, обижать малышей и гоняться за кошками.

Тут неожиданно дверь распахнулась, и на пороге избушки бабка Ёжка увидела какую-то старушенцию, очень похожую на неё саму — на костяной ноге, с помелом, в грязной косынке поверх нечесанных волос.

— Ты кто? — спросила старуха.

— Я — Баба Яга, Яга Ягишна.

— Ничего себе! Да откуда ты взялась на мою голову? — проворчала Ёжка.

Но пришлая старушка ничего толкового объяснить не смогла. Говорит, что жила в этом лесу сто лет назад. Или даже еще раньше!

А все дело в том, что новая бабка — Яга Ягишна — была никакая не новая, она была просто другая. Из другой жизни, из другого времени. И занесло ее в наш лес почти случайно.

Оказывается, много-много лет назад на том же месте, где сейчас жила-поживала наша бабка Ёжка, тоже стояла избушка на курьих ножках, и жила в ней похожая вредная старушка Яга Ягишна. И еще тогда жил в городе, который находился за рекой, один ученый механик, который больше всего на свете мечтал изобрести Машину времени. И вот собрал он такую машину и решил слетать на ней в далекое будущее.

Отвез он свою машину в лес, там и выгрузил. Специально место выбирал поглуше, чтоб никто не помешал заниматься наукой. Два дня возился, собирал машину времени. Это было такое большущее колесо с тележкой. Вперед колесо повернешь — в будущем окажешься, назад — в прошлом.

Не знал механик, что на этой поляне живет бабка Яга Ягишна. Да и она про него ничего не знала. Только вот так случилось, что когда ученый решил машину испытывать, бабка как раз от Горыныча возвращалась. Только загудела машина, только начала вздрагивать, как Яга в нее прямо на всем ходу вместе со своей ступой и врезалась. И свалилась прямо в тележку. И закрутилось колесо как бешеное вместе с бабкой. Потом машина развалилась, а бабка исчезла.

Принесло ее прямёхонько на ту же самую полянку, но протащило через много-много лет так быстро, что бабка и не заметила. Избушка была уже другая, и жила в ней ее пра-пра-правнучка — тоже бабка, та самая Ёжка, про которую здесь много было уже рассказано.

Стали бабки ругаться. Бабка Ёжка Ягу Ягишну из своей избушки выгнала. Не посмотрела, что родня.

Стали бабки ругаться. Бабка Ёжка Ягу Ягишну из своей избушки выгнала. Не посмотрела, что родня.

— Иди, — говорит, — наколдуй себе в другом лесу избушку, и чтоб я тебя не видела!

Яга Ягишна сильно горевать не стала, хотя, конечно, обиделась. Взяла свое помело, наломала из него веточек — дунула, плюнула и появилась на той же полянке, только в другой стороне, еще одна избушка на курьих ножках.

Так и случилось, что оказалось в лесу аж две Яги. Одна другой злее. К тому же, они еще все время ссорились. Каждая считала, что это ее собственный лес, и только она в нем может делать все, что ей вздумается.

Однажды  Яга Ягишна наколдовала, чтоб в лесу все грибы превратились в поганки. Только Ёжка все  обратно расколдовала: замучилась в лесу искать маслятки и подосиновики, хотела сварить себе грибную кашу. Не с поганками ведь готовят, а со съедобными грибами! Потом Ёжка сама наставила в лесу силков да капканов. Хотела зайчишек наловить и в котле сварить. Да старуха Ягишна случайно угодила ногой в силок. Хорошо хоть костяной ногой, а то была бы у нее одна нога костяная, а вторая в гипсе… Разозлилась Яга, и превратила все капканы в цветочки-одуванчики.

Потом Яга Ягишна хотела пойти к леснику — гусей наворовать, чтобы превратить их в гусей-лебедей, которые везде бы летали и разбойничали. Только Ёжка раньше успела: всех гусей из птичника выпустила, и они по всему лесу разбежались: пусть уж лучше волки съедят, чем Ягишне достанутся.

Пару раз бабки хорошенько подрались. Визжали, волосы друг другу выдирали. Сколько деревьев поломали, сколько муравейников растоптали! А сколько плохих слов сказали! Дошло уж до того, что запросто могли в лесу пожар устроить — Ягишна пообещала Ёжке, что она ее избушку сожжет. Бабка Ёжка тоже не растерялась, поклялась, что она раньше попляшет на головешках, оставшихся от избушки Яги Ягишны.

Вот и заплакали муравьишки, зайчики и белочки: никакого житья от старух не стало. И пошли к Филину, чтоб он рассудил, как быть, как бабок Ёжек угомонить.

Вот и заплакали муравьишки, зайчики и белочки: никакого житья от старух не стало. И пошли к Филину, чтоб он рассудил, как быть, как бабок Ёжек угомонить.

Не хотелось Филину участвовать в этом скандале, да уж больно зверюшек жалко. Вот прилетел он к избушке Ягишны, сел на окошко и говорит:

— Приходи, Яга Ягишна, будем завтра решать, как тебе дальше в нашем лесу жить!

Потом полетел к другой избушке и то же самое бабке Ёжке сказал.

Не хотели старухи идти к Филину на суд, да пришлось. Знал Филин такое старинное волшебное слово, которое, если скажешь про кого, то он в этом лесу больше никогда не окажется. Будет вокруг бродить да около, а в сам лес никогда не зайдет. Мог он все тропки в лесу так перепутать, что хоть из дома, или из норы не выходи, из дупла не вылетай. Боялись звери этого секретного слова и во всем его слушались. Но Филин ими почти и не командовал, только если сами попросят.

Он был старый и мудрый и больше всего любил читать книжки, да мысли свои глубокие записывать коготком в большую Лесную Книгу. Коготок он макал в брусничный сок, которым его снабжали белочки.

Вот явились к нему обе старухи. Друг на друга смотрят, кривляются, языки показывают, кулаками грозят.

— Вот что, бабки, я вам скажу, — начал Филин, — принесите мне борща. Пусть каждая по кастрюльке сварит. Я борщ попробую, и чей борщ вкуснее окажется, та бабка пусть в лесу и остается. А другая должна сама уйти, или я ей все дорожки запутаю!

Яга Ягишна решила борщ заколдовать. Да так, чтоб Филин наелся его и захворал, а то и вовсе помер. Набросала в кастрюлю камней, насыпала мха, налила в него болотной стоячей водицы, натолкла лягушачьих сушеных лапок, приправила это все колючками и ядом диких ос. Потом побегала вокруг котла и сказала заклинание:

Вот явились к нему обе старухи. Друг на друга смотрят, кривляются, языки показывают, кулаками грозят...

— Гули-дули-га-га-га, отвалилась чтоб нога! Гули-гули-ва-ва-ва, а потом и голова!

И спать легла очень довольная своим варевом. Еще помечтала этим борщом свою внученьку угостить. «И в кого только она уродилась такая злющая да вредная?» — размышляла Яга Ягишна, засыпая.

А бабка Ёжка придумала другую хитрость. Она решила утащить маму Кенгуру, чтобы она вместо нее настоящий вкусный борщ сварила. Попробует Филин борщика, подобреет. И Ёжку выберет. А Ягишну прогонит... Была, конечно, у нее мысль наколдовать на борщ какую-нибудь пакость, да вспомнила она, что Филин один за стол не садится. Наверняка всем борща нальет. Сколько раз уж бабка от собственной гнусности страдала. Вот и решила на этот раз не рисковать.

На следующий день залетела она через балконную дверь прямо на кухню к Кенгурушам, мама как раз в магазин собиралась. Затолкала в ступу маму Кенгуру и унесла к себе в лес.

— Ты зачем меня украла? Ну-ка неси обратно! — мама ногами на старуху затопала, руками замахала.

— А ты мне сначала борщ свари! Зарежь зайца, потом к леснику сбегай, картошки с морковкой у него на огороде укради. И принимайся. Сваришь такой борщ, чтоб Филину понравился, верну тебя домой, и будет у нас мир. Не сваришь — превращу в комара, да прихлопну!

— Да не хочу я зайчиков убивать и картошку воровать не умею. Отпусти меня в магазин! Я быстро сбегаю. Только сначала меня домой верни, я кошелек возьму. А то не смогу я тебе ничем помочь, и хоть заколдуйся здесь...

Пришлось бабке обратно лететь. И так она горько вздыхала, пока летела, так печально охала, так сильно на жизнь жаловалась да на Ягу Ягишну, злодейку, что маме Ёжку стало ужасно жалко, и всем своим добрым сердцем мама захотела ей помочь. Вот выбралась мама из ступы, быстренько взяла кошелек, а Кенгурушу с Кенгурушкой и с папой на столе записку оставила. Про то, что она полетела в избушку на курьих ножках бабке Ёжке варить борщ, и чтоб они не волновались.

Потом мама сама хотела борщ только попробовать, да не заметила, как целых две тарелки съела. Очень даже вкусный борщик получился!

В магазине мама набрала всего самого необходимого, чтоб борщ получился вкусный: мозговую косточку для бульона, картошку, капусту, свеклу, морковку, лук, помидоры, болгарский перец. Не забыла про зелень, про чеснок, про всякие специи. Еще купила соль, растительное масло и немножко сахара.

Как только её бабка в своей ступе обратно в избушку доставила, мама стала мыть посуду: все миски оттерла, все сковородки, все кастрюльки, даже котелок заблестел как новенький. Потом попросила бабку принести воды из ручья и принялась готовить. Уже через два часа ароматный борщ был поставлен на печку, чтоб медленно остывал и настаивался. Потом мама сама хотела борщ только попробовать, да не заметила, как целых две тарелки съела. Очень даже вкусный борщик получился!

На следующий день бабка заперла маму в кладовке, чтоб та не сбежала, а сама села в ступу, полетела к Филину и борщ повезла. Подлетает к вековому дубу, в котором Филин жил, смотрит, а Яга Ягишна уж тут как тут: поставила перед Филином тарелочку, наливает борщ из чумазой кастрюльки, а борщ так пахнет, как будто он еще в прошлом году прокис.

Посмотрел Филин в тарелку, проморгался — глазки ему защипало от кислятины — и говорит:

— Ты сама, Ягишна, первой борща поешь. А я потом, после тебя, может быть, попробую.

Бабка не ожидала, что ей этот борщ придется есть самой. С перепугу схватилась за кастрюлю, обе тарелки борща в нее выплеснула, подскочила к самому окошку, да весь борщ опрокинула прямо на изумрудную травку, что росла под деревом. На этом месте, куда борщ пролился, бедная травка вся пожелтела, а кузнечик с жужелицей, которые под дубом сидели и обнимались, упали в обморок. Добрые красавицы бабочки на них крылышками махали-махали, чтоб букашки ожили, потом к ручью провожали, прохладной водицей мыли.

— Раз не хочешь мой борщ пробовать, то и я его пробовать не буду! Обманщик! — закричала Ягишна и даже поварешкой на Филина замахнулась.

В это время Филин увидел бабку Ёжку с чистенькой кастрюлькой, накрытой красивой салфеткой. Дождался, пока она борщ в две тарелки разольет. Дивный аромат поднялся над тарелочками, разлился по всему дуплу, выпорхнул в окошко и улетел за лес, понес весточку Кенгурушам от мамы.

У Филина аж слюнки потекли. Стал есть, и так ему понравилось, что он попросил бабку Ёжку целую неделю ему такой борщ приносить. А Ягишну подхватили галки с сороками и унесли в соседний лес, и больше ее никто не видел, потому что запутал ей Филин все дорожки, как и обещал.

Пришла в свою избушку бабка Ёжка довольная. Выпустила маму Кенгуру из кладовки и говорит ей:

— Ты у меня еще недельку поживи, борщ повари, а уж потом я тебя домой отпущу.

Мама так рассердилась, так расстроилась, что даже чуть не заплакала. Но тут у нее зазвонил мобильный телефон — это Кенгуруш спрашивал, ему к избушке на курьих ножках приезжать одному или вместе с полицейскими.

— Приезжай пока без полиции, только не торопись, — сказала мама. — Мне еще надо бабку Ёжку научить одно блюдо готовить, — мама улыбнулась старухе. — Ну что, будешь записывать, как борщ варить, или запомнишь?

Так появилось у бабки Ёжки новое увлечение: борщи варить. Филин со временем начал прятаться от нее в лесной глуши. Потому что он этих борщей уже так наелся-объелся, даже вспомнил, что на самом деле лесные филины вообще никогда-никогда борщ не едят!