(продолжение, начало)
И проснувшись однажды ночью, я вдруг понял, что рядом со мной спит вовсе не богиня, а самая обыкновенная женщина. Возможно, красивая (что такое красота? бесконечная условность), возможно, умная (что такое женский ум? кто возьмется его измерить и перевести на человеческий язык в каких-то понятных величинах вроде единиц IQ?), возможно, нежная, глубокая, хрупкая, умеющая любить сильно, способная на сострадание, понимание, поддержку и прочие прекрасные качества, возможно, способная на что-то большое, а, возможно, и нет.
Беда заключалась в том, что это была обыкновенная женщина, и я эту женщину уже не любил. Я анализировал ее поведение, я искал в ней недостатки и мучительно воспринимал каждое новое несоответствие Асиного характера характеру почти выдуманной мной богини. Ничего нет хуже спокойного отрезвления от большой любви. От той самой, которая пишется заглавными буквами и приходит внезапно и только раз в жизни.
Просто просыпаешься утром и понимаешь, что нет ничего, что удерживало бы тебя рядом с этим человеком, что нет любви, нет страсти, нет тайны и восхищения. Спокойно дышишь, ровно спишь, по утрам пьешь кофе, равнодушно целуешь и усаживаешься за работу или уезжаешь куда-то и уже не спешишь назад с замиранием сердца, перепрыгивая через две ступеньки, как мальчишка. Начинаешь смотреть на других женщин и улыбаться бывшим любовницам, и представлять себе, как неплохо было бы оказаться с той или иной из них в постели. В общем, происходит совершенно нормальный и неизбежный процесс - всякая большая любовь заканчивается, всякому восхищению приходит конец, и каждая богиня рано или поздно превращается в женщину. Оглядываешься назад и подмигиваешь самому себе, полугодичной давности - ну, что, мол, старина, как оно - последний раз, последний шанс, неземное чувство, восторг и радость? Нимб над головой и преисподняя в рыжих волосах? Ничего не нашел? Все оказалось таким же, как и всегда? А чего ты, собственно, хотел? И вот когда ты начинаешь задумываться над тем, чего же ты все-таки хотел, можешь твердо говорить "до свидания", потому что это конец, и больше ничего не будет. Я не мог сказать Асе "до свидания", потому что у меня не было никакого повода так сделать.
Она не изменяла мне, не устраивала скандалов (кроме одного-единственного раза, давно прощенного и забытого), она пыталась быть полезной и не мешала мне вести такую жизнь, как я хотел. Она не была ревнивой и верила всему на слово. Она не устраивала пьяных дебошей и не уходила из дому больше, чем на три часа, да и то, поставив меня в известность относительно цели и продолжительности отсутствия. И самое страшное - она меня любила. Не анализируя, не проверяя, не задавая вопросов, безоговорочно, страстно и преданно. И у меня не было сил сказать ей "до свидания" только потому, что она оказалась не богиней.
Как выяснилось, Ася и не подозревала никогда о подобных вещах. Ее прошлые поклонники убедили ее в том, что она красива, но никто из них не смог разглядеть в ней божественной сути (может быть, потому, что ее и не было). Асин же отсутствующий вид на улицах объяснялся вовсе не божественной неприступностью, а обыкновенной задумчивостью, в которую она погружалась в самые неподходящие моменты, да еще небольшой близорукостью - вот и все. И я не мог сказать ей "до свидания", ведь она всерьез уверяла меня в том, что тем жарким июльским днем остановиться на улице ей велел внутренний голос, и если бы она его не послушала, то никогда бы не встретила меня - своего единственного и на всю жизнь избранника. В общем, я не мог сказать Асе, что уже не люблю ее.
* * *
.jpg)
В какой-то сырой и серый мартовский вечер я вернулся домой не слишком рано и не слишком поздно, не торопясь, разделся в прихожей, зашел в гостиную и обнаружил там раскрытый чемодан, разбросанные вещи и Асю, растерянную и расстроенную.
- Что случилось? - удивился я, - почему здесь чемодан?
- В спальне перегорела лампочка, - механически ответила Ася, - поэтому пришлось перетащить все вещи из шкафа сюда.
- Что случилось? Ты что, уезжаешь?
- Да, - и молча посмотрела на кончики ногтей. Внутри меня обрадованно закричало мое "эго", и тоненько огорчилась совесть.
- Ася, - я шагнул к ней, - я тебя чем-нибудь обидел?
- Ты? - искренне удивилась она, - конечно, нет. Ах, да, ты же ничего не знаешь. Мой отец звонил сегодня и сказал, что маме стало плохо. У нее что-то с почками. Ничего особо серьезного, но он просит, чтобы я приехала. Я ненадолго, - и посмотрела на меня умоляюще.
Я обнял ее и стал говорить, что буду без нее скучать, и что с ее мамой обязательно все будет благополучно. Наутро она уехала, а я погрузился в волны безграничного и безмятежного покоя. Но покой быстро надоел, я ходил по квартире и всюду натыкался на Асины вещи. Ныли то висок, то душа. Чего-то смутно хотелось, и я не мог понять, чего. Наконец (до Асиного приезда оставался один день) я понял, чего мне хотелось - мне хотелось женщину! Просто женщину, без восторженности и божественности. И просто хотелось - без малейшего намека на большую любовь.
Раздумывал я недолго, и через несколько часов уже занимался любовью (трахался? сношался? совокуплялся?) с одной своей старой знакомой, которая, по нелепой случайности никогда не оказывалась раньше в моей постели. Дама оказалась темпераментной, и потому заснули мы довольно поздно, а вернее, рано, когда за окном уже светало.
Проснулся я от резкого чувства тревоги и вспомнил тут же, что сегодня приезжает Ася, и ее надо ехать встречать на вокзал. Я вскочил на постели, довольно резко задев свою подругу, которая, впрочем, никак на это не отреагировала, и увидел Асю. Она сидела в кресле напротив кровати и смотрела на меня каким-то совершенно отрешенным взглядом.
- Ася? - прошептал я в ужасе, потому что нет ничего более неприятного, чем оказаться застигнутым одной женщиной в постели с другой. Даже если ни одна из них тебе не жена, а постель является твоей полной и безраздельной собственностью. - Ася, я тебе все объясню… Это…
- Не то, что я думаю? - печально спросила она, - а я ничего и не думаю. Просто не хочу ничего думать. Я сама виновата, в последний момент сдала билет на поезд. Прилетела самолетом, чтобы быть пораньше и сделать тебе сюрприз. Я сама виновата.
- Ася, не будем устраивать сцен, - строго сказал я, - ты же взрослый человек. Ты понимаешь, что…
Она наклонилась вперед, не дослушав:
- Скажи, ты меня больше не любишь?
- Ася, - и тут я запнулся, потому что не знал, что ей сказать. Сказать "да" и разом все закончить? Но мне не хотелось причинять ей боль, к тому же, получалось, что виноват вроде бы я, а брошенной окажется она. Сказать "нет" и продолжать затянувшийся спектакль? Я не знал, нужно ли мне это и не чувствовал в себе достаточно сил. К тому же, ни одно из этих слов не могло вместить мое отношение к Асе. Слова бывают категоричными и однозначными, а чувства такими бывают редко - не может быть в любви стопроцентного "да", точно так же, как в ненависти стопроцентного "нет". Я молчал и пытался найти в себе самом какой-то ответ, но ничего не находилось. И тогда Ася откинулась назад и горько сказала:
- Значит, не любишь.
Я не успел возразить или подтвердить. Она вышла из комнаты стремительно, а я запутался в простыне, не вписался в дверной проем, и когда выбежал, наконец, в коридор, то нашел там только Асин чемодан. Я рванулся было в спальню за джинсами, но передумал. Если она оставила чемодан, это значило, что она вернется. Так, во всяком случае, мне казалось. Она вернулась вечером. К этому моменту в квартире, естественно, был только я. И огромный букет ее любимых белых роз. Я твердо решил, что не хочу, чтобы Ася уезжала от меня сейчас. Я твердо решил просить у нее прощения. Я твердо решил, что буду постепенно поворачивать все в наших отношениях так, чтобы она сама захотела меня бросить, а главное, чтобы она сама меня разлюбила. Самое простое и разумное решение, не так ли? И я только удивлялся, что оно не пришло мне в голову раньше.
Ася вошла в комнату, прислонилась к двери и оглядела меня и розы очень внимательным взглядом. - Браво, - произнесла она насмешливо, - все получилось, как в мелодраме - возвращается жена от матери, а дома муж с любовницей. Жена в слезах выбегает, а вечером муж ждет ее с покаянным лицом и огромным букетом роз. Не хватает только десятка детишек, рыдающих под дверью и умоляющих маму простить папу и вновь зажить счастливой киношной жизнью. Сразу видно, что ты все-таки писатель и что у тебя большой опыт написания сценариев для телесериалов, - она говорила все это с иронией, но довольно спокойно, и вдруг скривилась и выкрикнула: