Я с родителями почти каждый год приезжала в Москву на летние или зимние каникулы. Тогда она была именно такой - как в той старой песне. Вот они мы - шестилетняя я и пятилетняя Ленка в бежевых вельветовых костюмчиках - стоим на Красной площади и держим за руки дедушку: он, как ветеран войны, провел нас в Мавзолей без очереди. А вот мои задорно подпрыгивающие хвостики - я гоняю голубей по Пушкинской площади. Пампуша (так москвичи ласково называют Александра Сергеевича) задумчиво взирает на нас, а мама спрашивает племяшку: "Леночка, кто …
Ты никогда не бывал в нашем городе светлом,
Над вечерней рекой не мечтал до зари,
С друзьями ты не бродил по широким проспектам,
Значит ты не видал лучший город Земли!
Еще не за горами то время, когда я с родителями почти каждый год приезжала в Москву на летние или зимние каникулы. Тогда она была именно такой - как в той старой песне.
Вот они мы - шестилетняя я и пятилетняя Ленка в бежевых вельветовых костюмчиках - стоим на Красной площади и держим за руки дедушку: он, как ветеран войны, провел нас в Мавзолей без очереди. А вот мои задорно подпрыгивающие хвостики - я гоняю голубей по Пушкинской площади. Пампуша (так москвичи ласково называют Александра Сергеевича) задумчиво взирает на нас, а мама спрашивает племяшку: "Леночка, кто это?" Ленка смущенно молчит. "Алекса-а-андр... Серге-е-евич...", - подсказывает мама. "...Горький!!!", - радостно вспоминает Ленка. А вот мы с мамой проходим мимо памятника Маяковскому, на постаменте которого, прямо на снегу, не дождавшийся кого-то замерзший кто-то оставил надпись: "Я в Пекине". "И мы туда?" - предлагает мама. "Ура!" - подхватываю идею я, и уже через полчаса.... нет, не сидим в самолете "Москва-Пекин" - уплетаем баранину "Шаолиньский монастырь" в китайском ресторане.
Спустя годы Москва стала моей второй родиной. Стала далеко не сразу - Москва слезам не верила. Впрочем, тогда, после теплого гостеприимного Баку, мне и не хотелось доверяться холодному равнодушному городу, который не торопился раскрывать нам свои некогда широкие объятья. Мы были для него уже не люди с гордым званием гостей столицы, а с унизительным статусом беженцев.
Теперь, спустя 13 лет, я могу назвать этот город своим. И пусть ушло, кануло в Лету то время, когда девчата танцевали "на ладонях голубых площадей", пусть мне уже не гонять по Пушкинской голубей - там, где когда-то резвилась я, теперь пьют кофе в "Кофетун", пусть... Я все равно люблю ее - мою громадину Москву. Понимание этой любви пришло не сразу. Девять лет назад, по возвращению из Штатов, встречавший меня в аэропорту папа решил то ли нарочно, то ли случайно провезти меня на машине по центру города. И тогда я поняла, что впервые смотрю на эти золотоглавые купола, на красные звезды, на широкие набережные совсем по-другому: с гордостью и любовью. Именно тогда мной особенно четко осозналось значение слова "патриотизм". Находясь подолгу за границей, я скучаю по ней, скучаю пронзительно и сильно - до боли в районе сердца.
Скучаю по Перово, где жила первые два года, по станции метро "Ждановская", сейчас носящей противное название "Выхино", по Вешняковской церквушке и классицизму Кусковского парка с отражающимся в воде пруда розовым фасадом дворца графов Шереметевых.
Скучаю по ландышам лесистого Новопеределкино, где живу сейчас, по переделкинским писательским дачам, церкви, в которой крестилась, и кладбищу с могилами Арсения Тарковского, Бориса Пастернака, Вадима Сидура, Корнея Чуковского. По Чудо-Дереву, что растет рядом с могилой последнего - дети вешают на его ветви башмачки и игрушки...
Скучаю по Южке (или Юго-Западной), где училась в 43-ей (сейчас 1543-ей) гимназии, что в народе называлась "Синагогой", по коммерческому ларьку у метро, где, в первый раз в жизни поцеловавшись - с хулиганом и второгодником Семиным - засмущалась: "Я так не умею.."
По Арбатам: Старому, где, в повязанной на голову бондане и со значком "Крематорий" на джинсовке, уплетая купленный в магазине "Бублики" кругляшок с маком и дыркой, тусовалась у стены Цоя; и Новому, где находилась редакция газеты, опубликовавшей мою первую статью, и я, страшно этим событием гордая, шла по ex-Калининскому к метро, сжимая в ладошке свой первый авторский номер и свои первые заработанные деньги - вовсе мной не ожидаемый гонорар.
Скучаю по вечному памятнику Ломоносова перед факультетом журналистики на Моховой улице, где прошло мое золотое студенчество, по Манежной площади и по лавочкам тенистого Александровского сада, где мы отсиживались, прогуливая лекции. Скучаю по уютным Патрикам и кафе "Маргарита", хозяева которого так похожи на булгаковских героев.
Скучаю по Чистым Прудам и Мясницкой, где три года трудилась в желтом особнячке "АиФ". По кафе "Пироги", забежав в которое, всегда можно встретить кого-нибудь из знакомых.
Скучаю по маленькому уютному Камергерскому, где, гуляя под крупными хлопьями снега, вынашивала в сердце свою влюбленность, весну и чудо.
По "Coffee Bean" на Кузнецком мосту и станции "Лубянка", до сих пор веря в то, что когда-нибудь еще не встреченный Он приведет меня туда за руку, и, указав пальцем на название на мраморной стене, скажет: "Знаешь, что значит "Лубянка"? Лублу Янку".
Скучаю по Центральному Дому Художника на Крымском валу, после посещения которого на нитку памяти нанизываются яркие бусины впечатлений. По вернисажу и Кладбищу Погибших Памятников, что находятся прямо за ЦДХ. По театру Пушкина и его филиалу, откуда не раз выходя со слезами на глазах, шла в "Макдоналдс" - утешать себя порцией пятирублевого сливочного мороженого в вафельном стаканчике.
По Воробьевым горам, куда в последнее время я все чаще приезжаю со свадебными кортежами моих друзей, по которым я скучаю ничуть не меньше, чем по Москве, ибо они - ее неотъемлемая часть...Я скучаю. Я очень скучаю по тебе, мой город.
А ты, читатель... "Слова ты вспомнишь мои, если только приедешь и увидишь хоть раз лучший город Земли.."