Ельцинские, мутные времена — самый счастливый период в моей жизни.

Тогда как никогда я чувствовала себя свободной. Я любила Москву, и Москва любила меня.

Именно в это время судьба дарила мне незабываемые встречи. Одной из них была встреча с Американцем.

Боже! Что это был за мужик, этот Американец!

Таких только на широком экране в качественных фильмах увидеть можно было.

Он был не просто красив, это была личность, яркая индивидуальность, а главное, он виделся мне в сияющем ореоле, и в глазах его была теплая, светлая грусть. Очень нехороший знак. Именно такими являлись мне во сне знакомые покойники, чтобы сообщить что-то важное; не всегда симпатичные при жизни, но откорректированные Божьей рукой они были прекрасны. После таких явлений я просыпалась в слезах.

Мне было всё равно, что он говорит. Было тепло и спокойно на душе от его близости, от звука его голоса, как будто я сижу у ворот рая.

***

Я видела Американца мельком в самых крутых кабаках, вечно пьяного, вечно с бабами на шее.

Но вот однажды он оказался сидящим рядом у стойки бара. Он был один. Ему это было не под силу. Я была не одна. Он улучил момент, когда мой кавалер отлучился.

— Ты такая сука! Я прямо вижу, как я тебя отымею по-всякому, — шептал он страстно, его лицо было в испарине. Он был очень пьян.

Другому бы я, не задумываясь, двинула по морде за такие разговоры. Этому прощалось всё. Мне было всё равно, что он говорит. Было тепло и спокойно на душе от его близости, от звука его голоса, как будто я сижу у ворот рая.

Я дала ему свою визитку.

Американец позвонил, и мы встретились.

Он продолжал разговоры про то, как он меня отымеет. Я не спорила. Я наслаждалась чувством душевного равновесия и светлым покоем.

Мы посидели в каком-то баре, потом поехали к нему.

Шикарная, по местным меркам, квартира на Кутузовском, в декорации которой Американец явно не принимал участия. Для него всё это было дико.

Он был в накрутке, в хронической истерике, видимо, понимая, что сильно завяз в игре с опасными структурами.

***

Я села у стола.

— Чашку чая можно?

Американец немного опешил. Он думал, что я тут же рухну, и мы начнём интенсивно сношаться.

— Что ты здесь делаешь?

Он, опять же растерянно, но уже без накрутки устало ответил:

— Я не знаю.

— Там, дома, у тебя семья?

Он был в накрутке, в хронической истерике, видимо, понимая, что сильно завяз в игре с опасными структурами.

— Да.

— Ты, наверное, очень скучаешь по ним?

И тут он сломался.

— Да, я очень скучаю.

Истерика прошла. Аура засияла ярче.

***

Я чуть не заплакала. Мне хотелось сказать ему: «Уезжай от сюда как можно скорее. Очень нехорошая тень у тебя на лице».

Это было бесполезно. Он и сам чувствовал.

— Я останусь с тобой этой ночью. Я знаю, тебе не нужен секс.

Мне хотелось сказать: «Успокойся. Поспи. Я буду охранять тебя. Я не оставлю тебя, даже если тебя придут убивать».

Он был благодарен мне.

Мне хотелось позаботится о нём. Он очень хотел, чтобы я осталась.

Он спал как убитый, обняв меня одной рукой. Похоже, он давно не спал.

Мне хотелось остаться. Иногда жалею, что этого не сделала. Я ему очень нравилась. Я видела тревогу в его глазах, тревогу за меня. Всё-таки хотелось жить.

Он знал, что его ждёт.

Кто-то другой разделил его участь.

Другую девушку расстреляли вместе с ним в упор в той съёмной квартире.

Я прочитала об этом в газете.

А потом в Швеции смотрела документальный фильм о русской мафии и иностранном бизнесе в России. В этом фильме упоминалась история моего Американца.

Фото: shotsstudio/123RF