Пакет лопнул. Посыпались книги. Глухо шлёпались на асфальт плашмя, становились на ребро. Раскрывались, подставляя ветру засиженные буквами страницы.

Книгонесушка хлопотливо бросилась поднимать драгоценную поклажу. Спасённые волюмы складывала на скамейку рядом со мной. Похлопывала, заботливо оглаживала. Нашёптывала им что-то утешительное.

Первым моим порывом было желание помочь. Передумал. Если бы уронила яблоки или картошку, помог бы. Но книги! Увольте.

Смотрел, как она, переламываясь негибкой талией, с усилием наклонялась за очередным томом. Отчётливый скрип коленных суставов вызвал у меня нервную дрожь.

Вскоре на скамейке громоздилась целая гора книг. Удовлетворённо вздохнув, женщина присела на краешек сиденья. Лицо, побагровевшее от наклонов. Немолода, некрасива. Из тех, кому всю жизнь пытающиеся сделать комплимент говорят: «У вас красивые глаза». Да, вот досада, и глаза некрасивые, неопределённого цвета, маленькие, в припухлых веках.

— Вот, пакет порвался, — она смотрит на меня, взывая к сочувствию. – Как теперь донести книги? Ума не приложу.

— У меня нет пакета, — демонстрирую пустые руки.

— Я не к тому, — смущается она. – Не могли бы вы посидеть ещё минуты три? Я сбегаю в магазин, куплю новый пакет.

— Покараулить ваши книги? — уточняю я, хотя на языке вертятся слова: «Да, кому они нужны?».

Но ведь ей они нужны, поэтому соглашаюсь. Она торопливо уходит, раскачивая тяжёлыми бёдрами, обесформленными долгими часами сидения за столом. Офисным? Библиотечным?

Просматриваю книги. Что и следовало ожидать: никакой фантастики или детективов. Стандартный набор записной интеллигентки: «Война и мир», «Анна Каренина», разрозненные тома Лескова, Достоевского, Голсуорси, Драйзера. Вызывающе оранжевый двухтомник Маяковского.

Удивительно, как она вообще дотащила этот груз до скамейки.

Женщина возвращается. Благодарит за присмотр и начинает укладывать слегка запылённые тома в клетчатую сумку.

Однако, дамочка не очень разговорчива. Меня, как назло, начинает терзать любопытство.

— Извините, вы собираетесь отнести эти книги в букинистический магазин? – спрашиваю заинтересованно.

— Букинистический? – она удивлённо приподымает реденькие брови. – Где вы видели в нашем городе букинистические магазины? У нас и книжных-то почти не осталось.

— Если не в букинистический, то куда? – не отступаю я.

— Домой, разумеется.

Да, краткость – сестра таланта. Настойчивость – мать успеха. Я настойчив

— Но откуда эти разрозненные тома?

Женщина снова усаживается на скамейку. Похоже, я её разговорил.

— Из библиотеки. Сейчас в библиотеках установлены специальные столы. Вы можете принести и оставить там книги, ставшие ненужными вам. Или, наоборот, взять что-нибудь для своей домашней библиотеки.

«Мама дарагая!». С какого дуба рухнула эта раритетная любительница чтения? Домашняя библиотека. Уму непостижимо!

— Вы хотите сказать, что в вашей домашней библиотеке нет Толстого и Достоевского? – удивляюсь неискренне.

— Есть, — она очень мило смущается. – Но, понимаете, руки сами тянутся забрать и эти книги. Они, как беспризорные дети. Их хочется пригреть, усыновить.

— Скажите, вы любите подглядывать в замочные скважины или подслушивать чужие разговоры? Обожаете сплетни?

Она удивлена и возмущена.

— Да, вы что? Как вы можете? Такие вопросы. Мы с вами даже не знакомы.

— Не вопрос. Иван Петрович Сидоров. Между прочим, чистейшая правда. Могу паспорт показать.

— Не нужен мне ваш паспорт.

«Мама дарагая!». С какого дуба рухнула эта раритетная любительница чтения? Домашняя библиотека. Уму непостижимо!

— Да, действительно, зачем паспорт. Просто хочу сказать, что так называемая художественная литература – это подсматривание, подслушивание и сплетни, переведенные в форму рассказов, повестей, романов и тому подобной ерунды.

— Как вы можете так говорить!

Бедняжка смотрит на меня с ужасом.

— Очень даже могу. Не отрицаю, книга нужна, как пища для мозга, информация для поддержки его функционирования. Речь идёт о научной и технической книге. А вот художественная литература – это и есть замочная скважина в чужую жизнь, разговор за стенкой, к которой вы приложили пустую банку и прижались ухом, в желании услышать что-то, не предназначенное для вас. Или, если мыслить современными понятиями, микрофон направленного действия. Только в этом случае зрительные образы и звуки выражены буквами. Писатели подглядывают за чужими жизнями и делают нас соучастниками этого некрасивого, подленького процесса. Творцы глобальных сплетен, недостоверных историй. И не обольщайтесь. На полках вашей домашней библиотеки стоят не собрания сочинений, а собрания букв. Ничего более.

— А книги Толстого, Достоевского, Чехова? – ищет она аргументы, пытаясь опереться на авторитет великих. – Это тоже скважины?

— Вы давно читали «Войну и мир»? — беру в руки серый толстый том из серии «Школьная библиотека».

— Давно, — неохотно признаётся она. – Но намерена прочитать снова. А в чём, собственно, дело?

— Это просто невозможно читать.

У моей собеседницы сбивается дыхание.

— Хотите возразить? Вчитайтесь повнимательнее. Каждый, даже положительный, герой книги противен сам по себе. Князь Андрей совершенно по-скотски относится к своей первой жене. Если честно, то он прямой виновник её смерти. Его папаша, заедающий жизнь дочери. На каждой странице персонажи хватают друг друга за руки по поводу и без повода. У князя Андрея маленькие белые ручки. Противно. И Толстой неустанно это повторяет. А толстовские комплексы с его неприязнью к женщинам? Описывает красивую женщину, Лизу, например, и обязательно скажет о ней гадость. И лицо у неё приобретает зверское, беличье выражение. Чего стоит сравнение бедняжки с собакой, помахивающей опущенным хвостом? Сексуально озабоченная Наташа. Достаётся всем женщинам. А мужчины в романе? Пустой и гонористый Ростов, хулиган и хамло Дорохов. Сплошные понты и распальцовки. Тяжеловесный язык. То, что хорошо было в девятнадцатом веке, не очень подходит к двадцать первому.

Если отбросить батальную часть «Войны и мира», остаётся набор тех самых обывательских сплетен о жизни людей. Кстати, о войне. Гораздо полезнее было бы прочитать настоящее историческое исследование о войнах с Наполеоном.

Впрочем, хороша и Анна Каренина. Всем испортила жизнь: мужу, Вронскому, сыну, Кэти, Левину. И не говорите мне, что она не знала, каковы будут последствия её ухода к любовнику. Прекрасно знала. Взрослая женщина, не выпускница пансиона благородных девиц. Истеричка и наркоманка.

— Хватит! — болезненно морщится моя невольная слушательница.

— Я не собираюсь бороться с Толстым. Где он и где я. Просто хочу спросить, если таков гений, то каковы остальные писатели, масштабом поменьше? Какова истинная цена их творений?
Представьте, сколько освободится времени, если люди перестанут захламлять свою жизнь художественной литературой. Останется только научная и техническая литература в самом чистом виде. Даже не нон фикшн. Мозг сможет вместить в себя мегабайты нужной и полезной информации. Научные знания, которые поднимут человечество до невероятных высот. Мир выйдет на совершенно иной уровень.

Будьте честны перед собой. Выбросьте бумажный хлам и живите своей настоящей, невыдуманной жизнью. Внимания достойны небо, земля, времена года, деревья, цветы, животные, птицы. Люди, наконец. И если вам захочется услышать какую-то историю, поговорите с человеком, а не с собранием букв. Помните, книга — это не жизнь, это эрзац. Синтетический заменитель. Не замещайте человеческое общение книгой. Хотите, я расскажу вам о своей жизни.

— Не хочу! – пронзительно кричит она, вскакивает и убегает, сильно и дробно стуча по асфальту каблуками туфель. Сумка с книгами забыта. Интересно, вернётся она за ними?
Поднимаюсь и ухожу, не оглядываясь. Я знаю, о чём говорю. Сам пишу эту несусветную чушь: любовные романы, детективы, фантастику. Успешный, покупаемый и читаемый автор. Пожиратель чужого времени. Сглаживатель мозговых извилин. Собиратель сплетен. Уже прикидываю, в какой роман вставлю эту встречу с наивной и беззащитной любительницей чтения.

Сумка остаётся в одиночестве на скамейке. Огромный угловатый клетчатый паук, завлекающий в паутину очередную жертву.