Царь Авидий Великолепный стоял у окна и смотрел на главную площадь. Прекрасный как бог, он заслужил свое имя. Могучие плечи, гибкий и мускулистый стан его вызывали благоговение у подданных. Солнце переливалось в его густых волосах и угасало в блеске золотых доспехов. Капризное лицо царя искривила презрительная усмешка. Скучно было царю. Процветающее время пришлось на его правление: дед покорил всех соседей, отец навел порядок и подчинил народы своей непререкаемой власти. Авидию не досталось ни войн, ни междоусобиц, ни голода, ни чумы. Вот уже пять лет царствования он вкушал наслаждения, данные властью, и не ведал напастей. Скука поселилась в сердце царя, тиран и деспот в душе - он мог только глумиться над наложницами и евнухами. Царь жаждал приключений. Он менял наложниц каждый день, но ни одна не оставляла в его душе следа, уже утром он забывал имя девушки, проведшей с ним ночь. Девушки же навсегда запоминали эту страшную ночь, царь оставлял глубокие шрамы в их душах. Он считал женщин вещами, красивых - роскошными, подобно перстню на его пальце, неблаговидных сравнивал с утварью на кухне, куда ему приходилось забегать в пылу детских игр. Собаки в его восприятии были душевнее. Как-то провидец сказал царю: «Погубит тебя в расцвете лет красота женщины, будет страшная болезнь, но не хворь, ты не умрешь, но не будешь жить». О, глупец! Он посмел пророчить царю беды. Авидий приказал казнить провидца за дерзновенные речи. Он не верил пророчествам. Сильный, здоровый, молодой - разве мог он верить в страшное.

О, глупец! Он посмел пророчить царю беды. Авидий приказал казнить провидца за дерзновенные речи. Он не верил пророчествам.

Но не о том думал в солнечный день царь, он давно забыл о провидце. Как развеять скуку? Охота, пиры, представления - все это надоело Авидию.

На площади по случаю божественного восхваления веселился народ. Балаган бродячих актеров был окружен толпой, царю не было видно представления, да и какое ему дело до развлечений черни. Но тут на канат, натянутый высоко над толпой, вскочила сияющая монистами акробатка. Гибкая и грациозная - она скользила, парила, как птица на высоте. Без страха танцевала девушка на канате. Царь не мог отвести взгляд от стройного прекрасного тела акробатки, и вот она повернулась к нему лицом. И даже, несмотря на разделявшее их расстояние, Авидию показалось, что она смотрит прямо на него. Лицо ее было прекрасно, как и тело. Какие совершенные черты! Огромные глаза светились задором и восторгом, нежные губы счастливо улыбались. У нее было смуглое тело - это было необычно. Все аристократки гордились белоснежной кожей, и не было хуже напасти при дворе, чем веснушка на молочном носике. Авидию захотелось поближе рассмотреть эту акробатку, прикоснуться к ее загорелой щеке. Удивительно вдруг представить в своих руках девушку смуглую, горячую, с пьянящим ароматом солнца в волосах…

Царь видел много красивых женщин, да что видел - все девушки из хороших семей представлялись царю в день пятнадцатилетия, он выбирал ей будущего мужа, и если желал ее, то оставлял право первой ночи за собой. Семья девушки и будущего мужа гордилась и кичилась тем, что дочери или невестке приходилось быть наложницей царя, как неоспоримым доказательством ее красоты и приближенности к божеству их повелителя. Но перед этой уличной танцовщицей враз померкла красота всех окружавших его женщин. Она была равной ему, его мужеству - в своей женственности. Его тело охватило мучительное томление, как жаждущего перед кубком ледяной воды, дрожь нетерпения пробежала по его мышцам.

- Некас! - воскликнул царь, так что любимая собака, дремавшая у его ног, вздрогнула и заскулила, испугавшись.

Слуга возник будто из-под земли, он умел появляться и исчезать как по волшебству, за это Авидий ценил его. Наиважнейшие поручения доверял Авидий только Некасу, он понимал повелителя с полуслова.

- Узнай все об этой танцовщице из балагана на площади и приведи ее ко мне!

Некас исчез бесшумно, не сказав ни слова. Авидий знал, все будет сделано, как он велел.
Девушка продолжала танцевать на канате, царь не отводил глаз от ее изящного тела и все ждал, когда она повернет свое лицо к нему снова. Но она теперь смотрела на молодого акробата, который шел по канату ей навстречу. И вдруг, сорвавшись с места, она быстро заскользила вперед, подпрыгнула вверх прямо на подставленные ее партнером руки и взобралась ему на плечи. Теперь они вместе балансировали на канате, а толпа внизу ликовала, ревела и аплодировала их совершенству. Царя пронзило неприятное чувство досады. Он видел, как девушка непринужденно прикасалась к другому мужчине, он видел их пускай и невинное, но слияние. А ведь она уже принадлежала ему и только ему! Эта мысль привела его в бешенство, он пнул в теплый бок свою верную собаку и быстрым шагом отошел от окна.

Его тело охватило мучительное томление, как жаждущего перед кубком ледяной воды, дрожь нетерпения пробежала по его мышцам.

Приказал позвать советника. Нужно скоротать время, пока верный слуга не исполнит приказ. Советник явился быстро, все знали - царь не любит ждать, и всегда были наготове. Он говорил царю монотонным голосом о недоборе податей.

«Воруют», - подумал царь. Перед взором его было не крысиное лицо советника, а прекрасный лик незнакомки. Он желал ее уже так сильно, что с трудом мог дышать. Мысль о других мужчинах рядом с ней убивала его. Никак не мог понять смысла заданного советником вопроса.

- Поговорим завтра, - сказал Авидий советнику, и тот удалился без лишних вопросов.

«Показательные казни пошли всем на пользу, - мимоходом подумал царь и принялся вышагивать по зале. Ноги сами несли его к окну, но он боялся увидеть там акробатку рядом с другими. Эта мысль причиняла ему боль. Царь не испытывал такого смятения никогда. Время, как патока, сгустилось и не хотело идти вперед.

«Вернется этот медлительный Некас, отрублю ему голову, - в гневе думал царь. - Как ее имя? Хотя зачем такому цветку имя. Такой красоте не может быть дано достойное имя, лучше даже его не знать, оно может разочаровать меня».

Мысли, как новобранцы на учениях, никак не могли достичь стройного порядка, метались и суетились. Он думал о ней… о солнце… о знойной жаре… от которой его все время укрывали паланкины, от которой его защищали опахала. Захотелось такой знойной нестерпимой жары, точнее такого жара. В груди все пылало… это было мучительное чувство, какое-то болезненное наслаждение.

Возник Некас.

- Мой повелитель, - голос его был вкрадчивый и тихий, - девушка во дворце. Евнухи приведут ее в Ваши покои.
- Что ты узнал о ней, почему так долго?!
- Циркачка - сирота, подобрана бродячими артистами младенцем, живет с тех пор в балагане, уже год она жена акробата.
- Хватит! - последняя фраза причинила нестерпимую боль, как лезвием полоснуло внутри.
- Убирайся! Скажи им, что я жду! - царь не осознавал, что кричит. Его состояние было агонией страждущего, он чувствовал приближение чего-то, нетерпение его было подобно лихорадке.

В свою опочивальню царь почти бежал, такая спешность была недопустима в его величии. Но он не замечал удивленных взглядов придворных, он, впрочем, никого не замечал.
И снова минуты раздраженного ожидания. Наконец, дверь распахнулась, и в комнату вошли евнухи. Когда они расступились, царь увидел девушку, укутанную в покрывало. Не в силах вымолвить приказ, царь кивнул головой, и евнухи сдернули покрывало. Незнакомка стояла перед ним нагая на белом мраморном полу, тело ее казалось бронзовым. Она не шевелилась и, казалось, не дышала. Евнухи, пятясь, бесшумно ускользали из покоев. Взгляд Авидия был прикован к девушке. Она подняла голову и смело посмотрела Авидию в глаза. Лицо ее было бледным и гордым.

- Что тебе нужно от меня, царь?! Ты хочешь лишить жизни бабочку, чтобы ближе увидеть рисунок на ее крылышках?!

- Что тебе нужно от меня, царь?! Ты хочешь лишить жизни бабочку, чтобы ближе увидеть рисунок на ее крылышках?!

Авидий не находил достойного ответа. Смятение… гнев… странная жалость. Он не мог отвести от нее глаз и не знал, что делать с ней. «Цветок легко сломать», - думал он. И вспомнил о своем желании - там, у окна - прикоснуться к ее загорелой щеке, покрытой мелкими задорными веснушками. Он стал приближаться к ней, протянув руку. Он забыл ответить на ее вопрос. Ужас мелькнул в глазах девушки. Внезапно она бросилась на царя, теперь глаза ее горели неистовой безудержной ненавистью. Лицо исказило отчаяние. Выхватив короткий меч из бедренных ножен Авидия, она в тот же миг вонзила его себе в живот.

Кровь, кровь на белом полу. И совершенное бронзовое тело, распростертое и беззащитное. Авидий упал перед ней на колени. Он не мог понять. Он не знал, как спасти.

- Я сломал цветок, - шептали его воспаленные губы. Бросился из опочивальни вон. Бежал, не разбирая дороги. Придворные при виде царя, руки и одежды которого были обагрены кровью, в страхе прятались. Внезапно царь остановился. Он не помнил, что случилось сейчас и куда он так мчится.

- Ах да, - улыбнулся царь, - прекрасная акробатка, танцующая на канате, позвала меня на площадь.

Он побежал прочь из дворца. На губах его блуждала улыбка. Слуги не смели остановить царя.

Авидий выбежал на площадь, но праздник закончился и балаган уехал. Только одинокий акробат сидел на камне, уронив голову на грудь, и беззвучно плакал.

- Я не успел, я долго шел. Догнать, найти, она меня звала, - бормотал царь.

Прекрасное лицо незнакомки: задорное и счастливое, бледное и гордое, ненавидящее и отчаянное - это все, что видел Авидий, когда стремительно шел по улицам города, не разбирая дороги. Кто-то окликал его, прикасался к его руке, он отмахивался, как от назойливой мухи. Авидий забыл, что он царь. Быть может, он уже не помнил и своего имени.

Только лик сломанного цветка будет отныне его памятью, будет его не жизнью.