Ошибки молодости
Автор: Татьяна Попова
/ 09.06.2017
Ольга любила говорить, Катя умела слушать. Может, поэтому они, такие разные, умудрились сохранить дружбу все… Господи, сколько ж лет они дружат? Страшно представить, что с того солнечно-тревожного «в первый раз в первый класс» прошло почти полвека!
Уже три десятка лет подруги жили на разных континентах. Но общение не прерывалось, а в последние годы (хвала Интернету! Да здравствует скайп!) стало более частым. И, все же, как здорово увидеться «живьем», пройтись по улицам родного городка, посидеть за столиком в уютном ресторанчике, бывшем когда-то любимым всеми школярами кафе.
Сегодня Ольгу потянуло на философию. Аккуратно отправляя изящными пальчиками с модерново-разноцветным маникюром в рот ягоды голубики, знакомо округляя глаза на обновленно-подтянутом лице, она рассуждала вслух:
— Знаешь, вся эта ностальгия по молодости мне совершенно чужда. Здоровье у меня сейчас ничуть не хуже, чем тридцать-сорок лет назад. Физическая форма, пожалуй, даже лучше. Ну, ты понимаешь, персональный фитнес-тренер, бассейн круглогодично, горные лыжи, велосипед. Внешность? Ты помнишь меня в пятнадцать лет?
Катя помнила. Со стороны они казались забавной парой. Высоченная жердь-Катя и пышка Ольга, «метр с кепкой». Это сегодня девчонки-выпускницы радостно наряжаются на «последний звонок» в старую советскую форму, а они, школьницы семидесятых, ненавидели коричневые платьица и черные фартуки со страшной силой. По мере возможностей украшали кружавчиками на рукавах и манжетах, укорачивали в угоду моде. Но ни Катю, ни Ольгу форма, прямо скажем, не украшала.
Другим постоянным источником огорчения для Ольги были волосы. Тонкие, прямые, неопределенно-мышиного цвета, они никак не хотели укладываться в элегантную стрижку сессон. Кате повезло больше: рыжие кудряшки не требовали особой укладки, да и в обычном хвосте смотрелись неплохо.
Единственный огромный плюс Ольгиного девиьчего личика — большие серо-голубые глаза, перечеркивался жирным «минусом» — миопией высокой степени. Толстые стекла очков в уродливой оправе превращали глазищи в крошечные глазки, уродуя лицо окончательно.
Права, права Ольга! Годы превратили невзрачную девчонку в элегантную ухоженную даму. Ну, справедливости ради стоит заметить, что к превращению этому имели непосредственное отношение не только здоровый образ жизни и контактные линзы, но и щедро оплачиваемое искусство пластических хирургов и стилистов.
— А уж эти рассуждения про «все дороги открыты» и «в жизни раз бывает восемнадцать лет» вообще полная чушь, — продолжала Ольга, — в жизни раз и тридцать лет бывает, и сорок, и семьдесят. А дороги… Кто знает, какие из них открыты? Может, те, на которые и ступать-то опасно? Вот, вот это — самое страшное! Все ждут от тебя достижений, жизнь заставляет постоянно выбирать что-то, чего-то искать, куда-то стремиться. А опыта — ноль, и знаний тоже кот наплакал, и ты боишься наделать ошибок, и все равно их делаешь!
— Оль, ну уж ты-то вроде никаких серьезных ошибок не наделала, — подала голос Катя.
Слишком рано выскочила замуж, слишком рано родила... И вот результат: любимый бросил, детей поднимала сама, на учительскую зарплату и репетиторские подработки.
Ольга не торопилась ответить. Нетрудно было догадаться, о чем она сейчас думает. Конечно, о том, о чем уже и без того говорено сто раз. Все возможные ошибки, несмотря на дружеские предупреждения, совершила Катя. Влюбилась в одноклассника, совершенно бесперспективного в любом смысле слова. Ради неподходящей любви отказалась от поступления в университет в Москве или Ленинграде, осталась тут, в родном городишке с заштатным педвузом. Слишком рано выскочила замуж, слишком рано родила, да не одного «обязательного» ребенка, а трех. И вот результат: любимый бросил, детей поднимала сама, на учительскую зарплату и репетиторские подработки.
Впрочем, ошибки молодости Катю, по Ольгиному мнению, ничему не научили: вместо того, чтобы жить для себя, она и сейчас, на шестом десятке, пашет, как легендарный стахановец: учит балбесов в школе, возится с многочисленными внуками, ведет за копейки театральный кружок в бывшем Доме пионеров, переименованном в Центр детского творчества. И уж её, в отличие от Ольги, никто не сравнит с дорогим вином, которое с годами становится только лучше и дороже.
— Да, я ошибок не наделала, — с непонятным вызовом в голосе откликнулась, наконец, Ольга, — помню, как ты удивлялась, что я бросила Пашку и вышла за Игоря. Я знаю, что Пашка жаловался тебе, убивался. А я не плакалась, хотя… Ну да, я была влюблена. Пашка некрасив, но обаятелен до чертиков. И еще эта его гитара. И меня он любил, я знаю. Но что, что он мне мог дать кроме песен и признаний в любви? Койко-место в родительской однушке на «малой родине»? А Игорь для меня стал если не подарком судьбы, то уж точно джекпотом.
Ольга опять замолчала, глядя в открытое окно на стайку девчонок, увлеченно болтающих за столиком на открытой веранде. Катя догадывалась, о чем вспоминает подруга. О Латинской Америке, куда Игоря направили по распределению после МГИМО. О том, как в девяностые истинность поговорки «с милым рай и в шалаше, если милый атташе» оказалась под сомнением. Но и тут Ольга сделала правильный выбор в пользу пожилого выходца из Одессы, щедро распахнувшего перед ней и ее дочкой от Игоря не только сердце, но и двери дома на побережье Флориды.
Девчонки на веранде пересчитывали деньги, ничуть не стесняясь молоденького официанта, терпеливо ждущего, когда они сделают заказ. Денег, судя по всему, не хватало, что ничуть не огорчало девчонок и не раздражало явно заигрывающего с ними официанта. Сколько им лет, этим незакомплексованным девочкам? Восемнадцать? Двадцать? Катя родила первенца в двадцать один, а в двадцать три появилась незапланированная двойня. Денег не хватало постоянно, но не на салат-цезарь, как веселушкам на веранде…
— Катя, ты меня слышишь? — Ольга укоризненно покачала головой. — Опять ушла в себя?
— Уже вернулась, — засмеялась Катя, — чтобы сказать, что ты, как всегда, права.
В открытое окно вдруг влетел ветер, взлохматил тщательно уложенные мелированные пряди Ольги, загнул край белоснежной скатерти на свободном столике и брызнул в лицо неожиданными каплями. Девчонки на веранде засмеялись, заигрывая с дождем, как минуту назад с официантом.
Катя провела ладонью по щеке, и вдруг чётко, в мельчайших деталях, вспомнила такой же быстрый грибной дождь. Выходной день, неухоженный парк возле дома, полуторагодовалый Ванька заснул в коляске. Катя, мать семейства, залезла на слегка проржавевшее сидение давно не работающей карусели, а муж стал изо всех сил раскачивать её. И тут из обманчиво голубого неба на них обрушился дождь. В глазах Ивана-старшего блеснул притворный ужас, он схватил в охапку Катю и, прикрывая от дождя, поцеловал в нос.
«Ваньку, Ваньку надо спрятать», — прошептала Катя…
— Ты права, — повторила Катя, — но знаешь…
— Что? Что «но»? — Ольга никогда не умела слушать.
— Знаешь, если бы я хотела вернуться в молодость, то только для того, чтобы снова получить право на ошибки. И совершить их, все до одной.
Девчонки на веранде наконец сделали заказ. Дождь кончился, оставив лужи на земле и радугу в небе.