Дома бывших подруг стояли рядом, разделенные невысоким забором. Дом Лидии Сапковой — неказистый на вид, был деревянным, с жестяной крышей и стареньким крыльцом, на котором в теплую пору грелась Душка — пятнадцатилетняя кошка. Добротный же дом Ирины Мухиной был выстроен из красного кирпича, крышу имел черепичную, нарядную, а крыльцо каменное с маленькими статуями вместо перил. Дом являлся гордостью его владелицы. Выглядывая из его широких окон, рамы которых сияли белой краской, пожилая женщина иногда гордо улыбалась редким прохожим, а про себя думала: «Вашим халупам далеко до моего замка!»

С Лидией она не общалась после произошедшего полгода тому назад случая, из-за которого всё чаще подумывала снести старый невысокий забор, заменив его железным и высоким.

Как-то в гости к Сапковой неожиданно нагрянули гости: её дочь с семьёй, — с мужем и двумя маленькими оболтусами-сыновьями. И почти сразу некогда тихий двор, словно погруженный в крепкий сон, с приездом гостей буквально ожил. Старые груши затрясли своими ветвями (внуки Лидии пытались сорвать с них недоспелые еще плоды), а голуби, привыкшие к размеренной жизни в старой голубятне, пристроенной к крыше сарая, принялись громко возмущаться, когда один из мальчиков стал просовывать в их птичий домик прутик.

— Ух, ты, какой толстый! — закричал Игнат, восхищенно взирая на вылетевшую из голубятни испуганную белую птицу.

— Давай, Петька, давай еще! — подзадоривал младшего брата, стоящего на самодельной лесенке, ведущей на крышу сарая, Игнат. Темноволосый мальчуган приплясывал от нетерпения на садовой дорожке, сжимая в руке сорванную ромашку, и, задрав голову, следил за тем, как тот пытается выманить птиц наружу.
— Ух, ты, какой толстый! — закричал Игнат, восхищенно взирая на вылетевшую из голубятни испуганную белую птицу. — Небось привык только есть да спать, — добавил он и, потеряв интерес к происходящему, повертел головой в поисках еще чего-нибудь занятного.

Пока Пётр слезал с лестницы, он, выбросив цветок из потной ладони, с задумчивым видом прохаживался вдоль дощатого забора.

Найдя в нём щель, заглянул в неё и на время затих.

— Сколько малииины! — затем громко сказал он в шершавую доску, нагретую солнцем, осматривая соседский малинник. — Наверное, слааадкая!

Игнат, заметив сошедшую с каменного крыльца кирпичного дома здоровенную женщину в старом халате и пестром платке, с трудом заставил себя отвернуться от дыры в заборе.

— Хочешь пойти со мной в поход? — почесав макушку, спросил он брата.
— Да, — не подумав, ответил тот, а потом смутился. — А куда?
— Через забор за малиной, — прошептал Игнат. — Только нужно попросить у бабушки банку для ягод.
— Они же чужие, — пролепетал Пётр, но брат недовольно зажал его рот ладонью. — Тише ты, балбес! — сдвинув брови, замахнулся он на вечно сомневающегося во всём родственника. — Бабка услышит, а она знаешь какая! Вооо! — оставив губы мальчика в покое, Игнат развёл руки в стороны, как будто делая зарядку. — Здоровая, как медведь.

Пётр, вконец испугавшись, опустил голову и заплакал. За обедом он всё больше отмалчивался и отводил испуганные глаза от раскрасневшегося от вкусных горячих щей лица брата.

— Ну, что, пострелята, — с улыбкой обратилась к внукам Лидия, собирая со стола грязную посуду. — Поспите немного, а там и гулять выпущу.

Пётр, жалея о том, что родители уехали по делам, грустно вздохнул, но спустя мгновение улыбнулся: он уже видел кровать, на которой им с братом предстояло отдыхать. Та находилась в дальней комнатке, в которой не было дверей. Вместо них проём закрывали пожелтевшие от времени занавески, украшенные вышитыми птицами и растениями.

— Ну, что, пострелята, — с улыбкой обратилась к внукам Лидия, собирая со стола грязную посуду. — Поспите немного, а там и гулять выпущу.

На кровати покоилась мягкая перина, застеленная белой простынёй, лоскутное одеяло и гора подушек (после визита мальчиков в комнату подушки накренились и были похожи на замершую в падении маленькую башню, а одеяло спустилось до самого пола).

— Хорошо, бабуль, — за двоих ответил Игнат и, аккуратно вытерев губы полотенцем, отложил ложку в сторону. — Ты бы баночку нам дала, небольшую такую, — c Петькой после отдыха жуков хотим собрать с картошки.

Лидия, всплеснув руками, охнула и прослезилась.

— Спасибо, внучок!

А вечером, когда вся семья была в сборе, а Игнат в четвертый раз рассказывал изумлённым слушателям о волшебном безлюдном доме Мухиной, в который она их с братом якобы пригласила, его хозяйка сама пожаловала в гости к соседке. К груди она прижимала банку.

— Чему ж вы детей учите? — обращаясь к взрослым, с порога заорала она, забрасывая в рот несколько таблеток и глотая их без воды.

Родители мальчиков, тайком посетивших чужой двор во время обеденного отдыха, потрясённо молчали, а Лидия схватилась за сердце.

— Что случилось, Ирочка? — тяжело сев на табуретку, спросила она.
— А вот что: пока в огороде ковырялась, воры ко мне забрались! — крикнула женщина и указала на притихших мальчуганов. — Малину вытоптали… — она потрясла пустой банкой, делая эффектную паузу, во время которой взрослые шумно выдохнули, а Пётр залез под стол.

Женщина, поправив платок, продолжила перечислять преступления мальчиков:
— Наследили в доме, мебель сдвинули, в ванну залезли в обуви, мылом пользовались, шампунь разлили и на зеркалах начертили рожи! — завопила она, обводя суровым взглядом собравшихся в уютной комнате новых соседей. — Я буду жаловаться!

Во дворе Мухина выругалась в лицо перепуганной до смерти Лидии, выбежавшей проводить соседку до калитки. Одернув на себе замызганную кофту, прошипела:
— Тебе, Лидка, следовало получше смотреть за этими иродами, хотя кто его знает, может, ты сама их подослала, может, выведать чего хотела. Знай же, — мой дом не для таких, как вы, строился!