(продолжение, начало)
Оказавшись на свободе, я честно пошла в туалет и вероломно просидела там до тех пор, пока из комнаты Сэг не начало доноситься тихое похрапывание...
.jpg)
Алеша лежал, задумчиво глядя в потолок. Я быстро стянула водолазку и примостилась рядом, уютно положив голову к нему на плечо. Он приподнялся на локте и коснулся пальцем моей щеки:
- Ты знаешь... А я тебя еще там заметил, в пивнухе... Что у тебя здесь вот... такая ямочка...
- Да они у меня на обеих...
- Но заметил-то я эту.
Он ласково поцеловал меня в губы.
- Какая ты... хорошая.
Мы долго лежали и разговаривали обо всем подряд - о жизни в общагах, об Алешином музучилище, о его завтрашнем экзамене, о коралловых четках, которые надела ему на шею мама перед отъездом в город.... Время от времени мы тихонько целовались и улыбались потом друг другу. Заснули мы на рассвете. У меня в голове так и звенела строчка из Алешиной песни, которую он шепотом спел мне перед тем: "А утро было бы прекрасней, проведи мы ночь наедине..."
Утром Сэг и я в последний раз поехали вместе в редакцию. По дороге мне пришлось зайти в аптеку и купить ей постинор, потому что самой Сэг сделать это было стыдно, а потом еще и объяснить, как его пить, потому что Сэг в свои 35 отчего-то этого не знала. Кроме того, я поклялась всеми святыми, что она не обижала Аню и не приставала к ней, и выслушала исключительно увлекательный рассказ о том, каким потрясающе красивым мужчиной оказался Валера, и какая я - дура, что отказала ему. К вечеру мысль о том, что мне предстоит терпеть общество Сэг до самого поезда, то есть еще почти до полуночи, вызывала у меня желание тихо заскулить. Но бог, видимо, все-таки есть: за пять минут до конца работы Сэг позвонила Галина Леонидовна, которую Сэг тихо обожала и с которой не на жизнь, а на смерть поссорилась третьего дня. На мое счастье, именно сегодня Галина Леонидовна вдруг поняла собственную неправоту и прониклась осознанием Сэгиной невиновности, так что та, искренне пожелав мне счастливого пути и повелев по телефону Алеше проводить меня на вокзал, упорхнула к подруге, аки счастливая бегемотообразная бабочка.
Алеша ждал меня с готовым ужином. Экзамен он, конечно, добросовестно завалил, что было, впрочем, неудивительно после минувшей ночи, но лицо его светилось тихой радостью. Мы поели и напились чаю, а потом долго сидели рядышком и он пел мне свои песни, и мы опять разговаривали обо всем на свете. В какой-то момент мне показалось, что он вовсе не Сэгин, а мой собственный братишка. Этот худенький деревенский мальчик был первым встреченным мною здесь умным человеком, первым, к кому я почувствовала искреннюю симпатию и душевную близость, более того - это было почти родство...
В одиннадцать часов он проводил меня на вокзал, невесомо прикоснулся губами к щеке и в последний раз улыбнулся, показав такую родную для меня смешную щербинку. Поезд тронулся.
"До свидания, Чита-маята..." - подумала я с тихой грустью.
Алешу я не увидела больше никогда.
* * *
До свидания, Чита-маята,
Разглядевшая меня не во мне.
То ли обе мы с тобой без креста,
То ли раньше надо было умнеть.
Я любила - уж другим не чета:
Так, что в пору хоть святых за порог.
Ну а то, что не сбылось ни черта -
Так ведь я же, извини, не пророк.
Нарожала б с полдесятка детей,
Вечерами - домино и кино.
Очень мило и совсем без потерь,
Но тогда ж и без побед заодно?
И невольно я, Чита-нищета,
Чет ли, не чет, соскользну в бытие...
Но запомнится твоя немота,
А тебе - долготерпенье мое.