Это я вам пишу, девочки, Ксюша.

Случилось так, что замуж я вышла поздно - в тридцать лет. Муж, Владимир, был старше намного меня, особо не умирал от любви ко мне (да и я тоже), родился сын, которого мы оба очень хотели. Я души не чаяла в своем Сашеньке. Мальчишка рос крепеньким, никакие болячки к нему не прилипали. Я была так счастлива, девочки, вы себе не можете представить, как я была счастлива! Никогда не думала, что с моим ребенком может что-то случится. Эти мысли, наверное, гонит прочь любая мать, но беда уже была рядом с моим домом, если бы я знала, если бы…

Очень яркий и живой слог.
Но такие дамы мне глубоко антипатичны.
За всем этим блеском и животным довольством собой
(так неприметно) маленький ребенок. Противно.
Мира.15.04.2001г.

Это я вам пишу, девочки, Ксюша. Вообще-то я Ксения, но с легкой руки редакции "Клео", я стала Ксюшей. Ладно, буду Ксюшей. Помните меня девочки? Ксюша я, с малюсеньким рассказом "Угоню-ка я Мерс". Помните, да? Эпиграфом к своему следующему рассказу я взяла отзыв одной из своих читательниц (слава богу, их было немного). Оно меня очень сильно задело, как ножом по живой ране - больно, больно… Мне хочется, чтобы Вы услышали мою боль, поплачьте со мной, девочки, поплачьте…

Случилось так, что замуж я вышла поздно - в тридцать лет (институт, аспирантура, кандидатская). Муж, Владимир, был старше намного меня, особо не умирал от любви ко мне (да и я тоже), родился сын, которого мы оба очень хотели (у него не было детей с первой женой). Я души не чаяла в своем Сашеньке. Мальчишка рос крепеньким, никакие болячки к нему не прилипали. Я была так счастлива, девочки, вы себе не можете представить, как я была счастлива! Каждый вечер над кроваткой спящего сына я читала "Отче наш…". Никогда не думала, что с моим ребенком может что-то случится. Эти мысли, наверное, гонит прочь любая мать, но беда уже была рядом с моим домом, если бы я знала, если бы…

Этот день я буду помнить всю жизнь-18 февраля 1994 года, день смерти моего сына, Сашеньки, ему было всего три года и восемь месяцев. Он вот уже два дня температурил, но температура была невысокой. На всякий случай я вызвала участкового педиатра. Ничего страшного - ОРЗ… К вечеру температура резко поднялась. Вызвали "Скорую"…Я помню тусклый свет приемного покоя, медлительную медсестру и совершенно белое лицо моего сына. Томительное ожидание у входной двери реанимации. Часы равнодушно отсчитывали последние минуты жизни сына, но я этого не знала, не знала…18 часов. Выходит врач и говорит, что все хорошо, а завтра я могу придти. Девочки, мой сын уже пятнадцать минут был мертв, а я совала ему скомканную купюру, одолженную у соседки и он ВЗЯЛ! Небеса не разверзлись и ангел не протрубил. Меня ждал ад… Я поехала домой, а дома все набирала номер телефона больницы. Занято, занято… В девять часов вечера дозвонилась - Ваш сын умер… Помню я бежала через весь город и долго стучала в дверь реанимации. Наверное ,у меня были совершенно дикие глаза, но меня пропустили. Я пишу и плачу. Это неправда, что с годами боль ослабевает, это неправда. Она становится сильнее. Девочки, чтобы вы делали у постели мертвого сына? Я знаю, что вы мне ответите - вы бы пытались его воскресить. Да, да, материнское сердце никогда не поверит в смерть сына, тем более когда вот он, рядом, тепленький, с розовыми жилочками, такой родной… Я до утра носила его на руках, пока не пришла новая смена. У меня забрали сына, я поехала домой и почему-то долго-долго стояла под душем. Не плакала. Даже не могла думать. Все мое существо словно застыло. Меня не было. Какая-то женщина из другой жизни смотрела в зеркало, расчесывала волосы, одевалась, затем начала пылесосить… А меня не было. Дальше все было как во сне. Телефонные звонки, незнакомые люди в квартире; серая бумага, выданная в морге, с именем моего сына. Гнойный энцефалит. Как? Когда? За что? Так не бывает, я не могла не заметить, так быстро…Я не верю. Нет, причина в другом, это мой муж, который в то время связался с виссарионовцами (секта), я кричу ему, я его обвиняю, я ненавижу его, я его ударила. Нет, это не я, меня же нет. Это какая-то странная незнакомая женщина, которая все-таки как-то связана со мной, но я не помню как. Я пытаюсь вспомнить как, но у меня очень болит голова. А вот муж этой женщины. Он снимает свое обручальное кольцо и бросает его на пол. Странная женщина замолкает. "Теперь ты свободна", - говорит он.

Девочки, я не знаю, как я пережила похороны. Помню руки матери, они держат черный платок. Это для меня, так нужно… Рядом со мной сестра, она уже не может плакать, она что-то шепчет тихо-тихо или нет, она кричит, она что-то кричит этой женщине в черном платке. А где же я? Ага, вот я, я рядом с сыном. Он спит. Какой он красивый, нарядный. Нет, нет, он не спит, я рассказываю ему любимую сказку про козленочка, а он слушает, он очень внимательно слушает.

Сразу после похорон муж уехал. Больше я его не видела. Даже на могилу сына он ни разу не приехал, а я пережила жесточайшую депрессию. Почти месяц лежала у мамы в зашторенной комнате: то просто смотрела в потолок, то разговаривала с сыном, то засыпала тяжелым тревожным сном. Ко мне заходила мама, сестра; они говорили со мной о самых обыденных вещах. Я что-то отвечала. Мама гладила мои руки, так ласково, так нежно. А за окном уже вовсю звенел апрель. Надо было просыпаться, дышать, жить.

Смерть сына полностью изменила мою жизнь. Замуж я не вышла, но родила сына. Моя любимая мамуля долго воевала со мной, потому что я хотела назвать сына только Сашей. Сына назвали Кристиан - Александр. Мне было почти тридцать восемь, когда он родился, а в этом году 20 мая моему сынулечке-вреднулечке исполняется четыре. Я самая счастливая мама на свете. Порадуйтесь со мной, девочки.