Как и в любом творческом процессе, в балете часто случаются всевозможные казусы - как во время репетиций, так и на сцене. На сцене обычно все случается смешнее, т.к. ни уйти, ни вдоволь посмеяться нельзя, особенно если находишься в образе какой-нибудь крайне огорченной особы. Бывает, кто-то ошибется в танце и пойдет всем наперекосяк, но в полной уверенности, что не правы все остальные. Или кто-нибудь забудет снять что-то из верхней одежды и окажется в кофте или гетрах поверх костюма. И смешно даже не то, что артист забыл раздеться, а то, как коллеги во время танца пытаются ему объяснить, в чем его промах.
Как-то шел балет «Лебединое озеро» — классика мировой балетной сцены, неувядающий шедевр, где стройность линий кордебалета и одинаковость исполнения играет очень важную роль. Одна из лебедей подключалась к танцу не с самого начала, а ждала своего выхода за кулисами. Когда время пришло, артистка выпорхнула на сцену, не заметив, что осталась в шерстяных веселеньких носках. И зритель, может быть, и не заметил бы, да вот артистка решила их непременно снять, что и начала делать, не переставая танцевать. Естественно, ровность исполнения от этих манипуляций пострадала, другие лебеди сбились, и всё поломалось.
Однажды, во время быстрого переодевания между картинами всё в том же «Лебедином озере», у меня возникла острая необходимость отлучиться из гримерки. Пока я следовала зову природы, моя коллега перепутала костюмы и убежала на сцену в моей пачке. Мне ничего не оставалось, как надеть ее костюм. В принципе разницы никакой не было, вот только моя пачка была несколько уже. И вот мы на сцене, танцуем заключительный 4-й акт, где лебеди окружают солистку и яростно машут крыльями, защищая ее от нападок Злого Гения. Моя коллега в моей пачке стоит рядом, как и все машет крыльями и приговаривает: «Все, пора на диету садиться! Растолстела! Зря я еще и пообедала! В начале спектакля пачка нормально сидела, а теперь жмет ужасно, дышать не могу!» Естественно, слыша все это, вместо того, чтобы объяснить подруге, что не она толстая, а моя пачка ей мала, я начинаю заходиться от смеха почти до хрюка. Причем есть у меня такая особенность, уж если я начинаю смеяться, то меня не остановить. Другие лебеди слышат мой далеко не эстетичный смех, тоже начинают заражаться и подхихикивать. Еще пару минут, и весь кордебалет бьется в истерике. Наконец, занавес падает, и все могут смеяться свободно.
Был еще случай, когда балерина, выходя из гримерки, случайно прихватывала с собой лифчик, который живописно зацеплялся крючком за подол платья. Никто из коллег не пытался его отцепить, а вместо этого начиналось оживленное обсуждение размера, цвета и марки. Бывает, что костюмы рвутся в самых не подходящих местах и в не самые удачные моменты. Так произошло в «Щелкунчике», когда у одной из артисток, танцующих детей на елке, вдруг неожиданно разошлись штанишки по шву прямо на самой попе. А «детский танец» был поставлен таким образом, что этой самой попой нужно было по-детски сверкать, наклоняясь то тут, то там спиной к зрителю. А у артистки зияющая дыра, сквозь которую видно белое трико. Пришлось этой артистке весь танец бегать вдоль задника, не поворачиваясь к зрителю спиной. Надо ли говорить, что остальные артисты складывались пополам от смеха.
Артистке, о которой я говорю, вообще везло на всякие «приключения». Однажды, сидя на табурете в проеме кулис, как того требовала мизансцена, она решила подвинуться вместе с табуретом, чтобы освободить место для танцующих солистов, т.к. сцена была маленькой. Но бедолаге это не удалось. Вместе с табуретом она свалилась на спину таким образом, что видны остались только торчащие из-за кулисы ноги. Все бы ничего, но пространство было узким, и ей никак не удавалось встать. Так она и барахталась, пока ее не утащили дальше за кулису вместе со злосчастным табуретом.
Другой артист в буквальном смысле «сгорел на работе». После исполнения своего танца он отошел к кулисам и, тяжело дыша, стал ждать следующего своего номера. Вдруг все остальные, кто стоял напротив, стали замечать дым, идущий из-за спины артиста. Со всех сторон ему стали шептать: «Равиль, ты горишь!» Он, естественно, долго не мог разобрать смысл шепота. Наконец, поняв, он вдруг заметался, хлопая себя по всем предполагаемым очагам возгорания, что со стороны выглядело очень комично, тем более что никакого огня не было. Эффект «пожара» создавался тем, что вспотевший артист просто испарялся под теплом перегретых софитов…To be continued.