Он сидел, поджав ноги и обхватив колени, словно маленький испуганный ребенок,
и боязливо, но с явным интересом посматривал на меня.
Я приподнялась на подушке, оперлась на локоть, откинула
назад растрепанные во-лосы, застилающие глаза, спросонья провела ладонью
по лицу, сгоняя последние остатки сна, и спросила, удивленно глядя на
него: "Ты кто?". Он не ответил, только еле заметная улыбка на секунду
скользнула по его бледному лицу и тут же исчезла, а глаза его так и остались
удивленно-испуганными.
Я села на постели и с любопытством принялась рассматривать его, пытаясь
понять, вижу ли я его наяву или это просто очередной обрывок моего сна.
Не отводя взгля-да от меня, он наклонил голову, положил ее на колени и
чуть крепче обхватил их руками, а я вдруг отметила про себя, что у него
такая бледная кожа, словно светя-щаяся изнутри. Или это просто вокруг
него мерцало странное, прозрачное, золотисто-белое сияние...
Когда этот легкий свет колыхнулся в углу комнаты, поддавшись влетевшему в окно ночному ветерку, я вдруг подумала, что его кожа кажется такой холодной - интересно, так ли это на самом деле? Еще несколько минут мы молча смотрели друг на друга, а потом он исчез. Я даже не успела сообразить, что произошло - просто вдруг погас льющийся свет в углу, и я снова погрузилась в темноту. Я потянулась к выключателю, щелкнула им и растерянно оглянулась, ища его глазами, - в комнате никого не было, только ночной ветер чуть шевельнул легкие занавеси у открытого окна.
На следующую ночь он появился снова. Я улыбнулась, протянула
к нему руку и тихо позвала: "Иди сюда". Он только молча посмотрел на меня,
стоя рядом с моей постелью, скрестив руки на груди, потом вдруг улыбнулся
- улыбнулся по-настоящему, открытой, нежной улыбкой, которая задержалась
на его губах несколько секунд и тут же исчезла, словно спрятавшись от
посторонних глаз.
Теперь, когда он был чуть ближе, я могла разглядеть его получше - высокий,
светловолосый, с длинными локонами, которые падали ему до плеч. Вместо
одежды - странная короткая туника из струящегося белого материала, со
множеством глубоких складок, перетянутая широким поясом. Я больше не спрашивала,
кто он такой - вдоль спины его были сложены два остроконечных белых крыла,
кончиками касающихся пола.
С тех пор он стал приходить ко мне каждую ночь - я специально
оставляла открытым окно, потому что чувствовала, что мне нужно увидеть
его. Он приходил, тихонько садился неподалеку и смотрел на меня, ожидая,
когда я почувствую его взгляд и проснусь.
Постепенно, перестав бояться меня, он стал подходить все ближе и ближе,
иногда говорил со мной - у него оказался такой нежный, шепчущий голос.
Потом, окончательно проникнувшись ко мне доверием, он стал располагаться
на краешке моей постели, устраиваясь поудобнее и все так же не сводил
с меня любопытных глаз.
Я смотрела в его светлые, прозрачные и в то же время невероятно
глубокие глаза, стараясь запомнить малейшую черточку этого красивого,
бледного и казавшегося мне по-детски наивным лица, нежного и властного
изгиба губ. Мне так хотелось дотронуться до светлого шелка его волос,
поднести к губам его локон и, закрыв глаза, поцеловать его.
Я рассказывала ему о том, что приходило мне в голову, а он позволял мне
ласково гладить свои крылья - они были такими легкими и шелковистыми,
что мне казалось, будто мои пальцы тонут в них. Я восхищенно спросила
его однажды, как они могут быть такими нежными и сильными одновременно,
чтобы контролировать ветер. Он только рассмеялся в ответ - тогда я впервые
услышала его тихий смех, заметавшийся по комнате от стены к стене.
Разговоры с ним дарили покой моей душе - в эти минуты я чувствовала себя
так, словно попала в рай. Я закрывала глаза и ловила каждый звук его голоса.
Я, смеясь, рассказывала ему о своих детских мечтах, и он был счастлив
вместе со мной. Я делилась с ними своими взрослыми проблемами, и он давал
мне советы, которые ка-зались такими правильными и такими простыми.
Я влюбилась в него и сказала ему об этом.
Его первоначальные протесты не испугали меня, я была уверена, что мы будем
вместе....
Его тело сводило меня с ума. Его руки, показавшиеся мне сначала такими
холодными, оказались удивительно теплыми и нежными. Мне нравилось прикасаться
к его гладкой, полупрозрачной светлой коже, нравился нежных шорох крыльев
в темноте и его ласковые, робкие, изучающие прикосновения к моему телу.
Я не хотела, чтобы заканчивалась ночь. Я мысленно ненавидела солнечный
свет, проклинала рассветы и отсчитывала минуты, оставшиеся до очередного
наступления темноты, зная, что вместе с черным покровом ночи придет он...
В мои мысли прокралась ревность. Было невыносимо больно знать, что каждый раз он должен покидать меня, чтобы вернуться к Богу. Я отпускала его, потому что знала, что он все равно уйдет, и проклинала себя за это. Я готова была отдать все, что угодно, лишь бы он навсегда остался со мной.
Однажды он попросил у меня воды с сахаром. Я пошла на кухню,
налила в высокий бокал воды, чуть помедлила и открыла дверцу шкафчика,
доставая белый флакон с голубовато-зеленой наклейкой. Я размешивала в
напитке сильное снотворное, уверяя себя, что так надо, и напоминая себе,
что я хочу этого больше всего на свете. Я сама поднесла бокал к его губам
- он улыбнулся и доверчиво выпил воду из моих рук.
Когда спустя несколько минут я подошла к нему, сжимая ножницы в кулаке
за спиной, то услышала его ровное и глубокое дыхание. Я вдруг подумала,
что когда он спит, он похож на младенца. Мне захотелось обнять его крепко-крепко
и никогда не отпускать.
Я нежно целовала его локоны и подрагивающие во сне длинные ресницы, гладила
его тонкие белые пальцы и тихонечко шептала ему, что я люблю его и мне
не нужен никто, кроме него.
Я убеждала себя в том, что есть только один способ удержать его, заставить его остаться - отнять у него возможность вернуться туда, куда он так стремился с наступлением рассвета. Он мой, только мой, и он всегда будет моим. Я смазала его спину сильной наркотической мазью и несколькими резкими движениями обрезала белоснежные крылья.
Первые ночи были тяжелыми. Он часто просыпался и жаловался мне на то, как бо-лят его крылья. Я обнимала его, прижимала его голову к своей груди, качала голо-вой и говорила: "У тебя нет больше крыльев, теперь мы с тобой всегда будем вместе". После выздоровления он изменился. Я не понимала, что происходит, зато постепенно стала отдавать себе отчет в том, что с каждым днем нужна ему все меньше. Он все реже смотрел на меня с той нежностью, с тем любопытством, которые раньше скользили в его глубоком взгляде. И все реже играла на его губах так любимая мной улыбка. От рубцов на его спине почти не осталось следа, только иногда, гладя его, я пробегала пальцами два еле заметных на ощупь небольших шрама вдоль позвоночника.
Однажды он ушел.
Не сказав мне ни слова и ничего не объяснив, он просто закрыл дверь и
не вернулся. Спустя некоторое время я узнала, что он встретил другую -
я видела их идущими по улице и державшимися за руки. Она смотрела ему
в глаза, влюбленно улыбалась и даже не подозревала, что перед ней тот,
кто еще совсем недавно был ангелом. Он вряд ли когда-нибудь расскажет
ей об этом, потому что она вряд ли ему поверит.
Я проплакала несколько ночей подряд, вспоминая его детский, испуганный
и любопытный взгляд той ночью, когда я впервые увидела его.
Я желаю ему счастья, хотя я почему-то уверена - он никогда не будет счастлив, потому что никогда не забудет того, что когда-то у него были крылья. А я.... Я никогда не забуду, как легко соблазнить ангела.